Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл.

- Уехал. Ах, какая жалость! Пойдем, Отто, здесь нас не принимают. Соседей спросим. Смотришь, кто и подскажет. Gehen Sie, bitte, Max. Drang nach Osten!

- Э-э-э, дай-ка взглянуть, барин, что за браслетик такой железнай, - нехотя, с натугой выговорив 'барин', проскрипел мордатый.

Потом был долгий торг. Убеждения, что это не игрушка, что это последняя модель, прямо от Генриха Гейне, что такие часики стоят пять тыщ целковых. Опять были призывы сходить к Евграфычу и опять все повторялось.

Не зная реальной покупной способности денег, было очень сложно не продешевить. Благо, что днем у местного оборванца переселенцы узнали цену белой булки. На нее и ориентировались.

Примерно через час тяжелого 'поединка' цена определилась. Не только цена, но и условия 'договора'. Дополнительно к часам пришлось заложить жидкостный компас. К тому времени совсем стемнело и мордатым была зажжена трехлинейная 'карасинка'.

- Значит так, Филимон. Сейчас ты нам даешь 'катеньку', - Борис удачно сообразил, что 'катенькой' мордатый называл сторублевую купюру. - Через неделю приходим за второй. Если часики тикают, то вторая 'катенька' наша.

А дальше, как договорились - еще через неделю, получаем третью сотню. Через два месяца мы все выкупаем за четыре сотни и получаем назад часы и прибор. Так?

- Так, так! - раздраженно проскрипел мордатый. - Затакали тут, немчура! 'Пребор' у их. Эка невидаль!

Часики с компасом исчезли, а на прилавок легла сторублевая купюра с изображением Екатерины второй. Борис взял деньги. Привычно распахнув молнию, убирал во внутренний карман купюру. Глаза Филимона изумленно распахнулись. Молнию он явно видел впервые.

Дальше произошло незапланированное. Зверев, со странной для него неловкостью наклонился над прилавком, ткнул пальцем в грудь мордатому и высокомерно выговорил: 'Frau fur alles! Face, я вам будет помнить договор. Часик через два месяц наш. Мы приходить через неделя, вечер. Вечер, через неделя. Моноцефал!'. После чего, подхватив под руку ошарашенного Бориса, прихрамывая, буквально поволок его к выходу. Сзади послышалось злобное шипенье.

- Димыч, да на хрена же ты так? - воскликнул Федотов входя в подворотню.

- Борис Степанович, выслушай меня! Я с этой говенной публикой три года имел дело. Этот 'моноцефал' сегодня же побежит к местным бандюкам, а послезавтра нас встретят в этой подворотне.

- Димка, так зачем мы часы отдали? - от изумления Борис остановился.

- А у нас есть, на что прожить пару дней?

- Зверев, но захромал-то ты за каким?

- Ich bin тактический уловка, - улыбнулся Зверев. - Бандюки будут поджидать двух инвалидов 'умственного труда'.

- Димыч! Да ты офигел!? Решил бодаться со всей ямской шпаной? Слушай, отчего бы нам прямо сейчас не вернуть наши часы?

- Не получится, Степаныч. Для этого надо взламывать дубовую дверь. Проверять будешь?

Восклицания гулко метались под сводами подворотни. Выйдя на Ямскую, оба замолчали. Первым не выдержал Зверев.

- Борис Степанович, мы, конечно, можем прожить тихо и безбедно, но это не по мне. Я на такое не пойду.

В словах звучали и призыв к согласию, и утверждение собственного выбора. К этому времени Федотов с Дмитрием уже понимали, где находятся. Они успели принять решение не афишировать своего происхождения, но попытаться извлечь максимум из этой фантастической ситуации. Обсуждая свое положение, оба находили много общего с эмигрантами. Там, на чужбине, рассчитывать было не на кого. Это заставляло быть жесткими, даже безжалостными, благодаря чему эмигранты достигали успехов. Успех сопутствовал даже вполне посредственным людям, ничем не блиставшим у себя дома.

- Вы же понимаете, Борис Степанович, - все так же официально продолжил Зверев, - коль скоро мы поставили перед собой большую цель, то рано или поздно нам придется вступить в конфликт с законом. Так лучше, если перед нами окажутся местные уроды.

- Дима, в принципе это понятно, но как-то неожиданно все случилось.

Зверев почувствовал, что Федотов внутренне согласился.

- Борис Степанович, я вас моложе, потому мне проще. Кроме того, я же три года на тренерской работе, - как бы извиняясь, ответил Зверев. - Там каждый третий из бандитов. Не считайте меня за отморозка, но общение с такими людьми помогает на мир глядеть реалистично. Без розовых соплей. Так что, Борис Степанович, надо решаться. У нас просто нет иного выхода. Вы же сами рассказывали, как вам приходилось драться. Вы мне только спину прикройте, остальное я беру на себя.

- Дима, одно дело, когда на тебя нападают, и совсем другое - нападать самим, мы же их провоцируем.

- Вы, Борис Степанович, на миротворца не слишком похожи, а заговорили, словно рефлектирующий интеллигент. Может быть, вы решили меня проверить?

- А почему бы мне тебя не проверить? Кстати, а что это ты так основательно перешел на 'Вы'? Не стоит, - насмешливо закончил Федотов. - Берись-ка ты лучше за подготовку 'встречи', в этом деле ты сильнее. Тебе и рулить.

Через неделю к вечеру их встретили.

Три силуэта впереди перегородили подворотню. Секундой позже - два сзади. Пятеро против двоих, как и предполагалось.