Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл.

- Услыши многоболезненное воздыхание наше, призри на чад твоих.

- Умилосердися надо мною, услыши стенание и вопль мой.

Священник подходил к каждому и молча клал руку на голову.

- Боженька, помоги! - послышалось где-то совсем рядом.

Борис вздрогнул.

Семейная пара, с которой Мишенин общался в дороге, синхронно грохнулась на сырые доски причала.

- Я не Боженька, а простой человек,- раздался твердый и решительный голос. - Встаньте, дети мои. Выздоровеет ваш мальчик.

Федотов поднял глаза.

'Совесть нации' был худ лицом, с кротким по-детски взглядом, русой бородкой и некрасивой, чисто-дьячковской косичкой, выбившейся поверх рясы. Несмотря на преклонный возраст, взгляд был ясен.

Иоанн тоже взглянул на Федотова. Вздрогнул. В глазах мелькнуло недоумение, сменившееся растерянностью.

Федотову показалось, что что-то мягкое прикоснулось к его душе, не осуждая.

- Говоришь, поощрение слабых?

Федотову было странно слышать обращение на ты.

- Мы все должны быть милостивы к нищим, ибо сказано в Писании: 'Блажени милостливии, яко тии помиловини будут. Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят'.

Федотов покраснел, неужели священник прочитал его мысли?

- Тебе, не понять, - по-поморски окая, продолжал Иоанн. - Ты безбожник. Вижу, вижу - безбожник! А вроде святое дело затеял. Хорошо, что пока никого не убил.

В глазах мелькнула печаль, будто они увидели что-то скрытое за горизонтом.

- Путь твой не прост, смотри не ошибись. Сердце слушай, да пусти в него Господа нашего.

Сунул руку в карман старенькой рясы. Не глядя, достал пухлый конверт, протянул Федотову:

- На. Купи себе крестик, и Господь тебя не оставит.

Взгляд священника скользнул по Мишенину. Тот непроизвольно припал к руке владыки.

- Гордыня?! - отдергивая руку, вскричал священник. - Ох, бесы, бесы!

Положив руку на голову поникшего Мишенина, неожиданно щелкнул его по макушке.

- Слушай этого безбожника, он не обманет, в нем есть дух.

Друзьям показалось, что толпа встречающих, прошелестев, отхлынула. Образовался вакуум.

Легкой походкой священник направился на привокзальную площадь, казалось идет почти юноша. На мгновенье повернулся, бросил назад взгляд. Каждый почувствовал - прощаются только с ним. Все увидели на лице сияние духа, а во взгляде огонь благодати.

Толпа вновь беззвучно ахнула. Позже, переживая этот момент, оба вспомнили, как в сознании всплыли строки:

Сильному дай голову,

Трусливому дай коня,

Дай счастливому денег,

И не забудь про меня.

Сейчас оба стояли растерянные. Каждый испытывал за себя неловкость.

***

Ледорезный пароход 'Утро' одиноко стоял у причала. Два пеньковых каната держались за чугунные кнехты. На причале ни души, будто и не было толпы встречающих. Чуть позже портовый рабочий забросил канаты на борт.

Пароход, натужно пыхтя машиной, раздвигал редкие льдины. Стояло безветрие. С палубы открывался вид на Кронштадт. Остров в туманной дали почти сливался с поверхностью моря.

За кормой вездесущие чайки учиняли свои привычные разборки. Пахло морем. Впереди слева постепенно вырастал лес корабельных мачт, прямо по курсу к небу поднимались купала храмов.

Говорить о встрече со священником не хотелось. Время не пришло. Так часто случается после прикосновения к чему-то иррациональному, не мирскому.

- Ильич, ты случайно не помнишь дату смерти Попова, - невпопад спросил Федотов.

- Не помню, ни фига не помню.

В ответе прозвучала благодарность. Ильич хотел переключиться на что-то другое.

- Борис, наверное, он скоро умрет.

- Ох, мать твою!

Оба опять замолчали.

На кронштадском рейде стояло с десяток судов с парусным вооружением. Слегка дымил старичок-броненосец береговой охраны 'Генерал-адмирал Апраксин'. Рядом приютились две канонерские лодки.

- Невероятно, такой же Кореец вышел против японских бронированных гигантов.

- Смелые люди.

От причала отвалил паровой буксир. Выбрасывая клубы черного дыма, шустро проследовал в сторону 'Генерала'. В голове сложилось: 'А это уже век пара. Как странно одновременно видеть век и парусных, и паровых кораблей.

Войдя на рейд Пассажирской гавани, пароход, утробно рявкнув, доложил о прибытии. Труба окуталась белым паром. Чайки, как по команде отвалили в сторону, точно исчезла надобность в эскорте.

У причалов вновь запахло промокшим деревом и запахом гниющей рыбы. Этот был обязательный атрибут и серьезного рыбного дела, и крохотного рыбного причала. Чуть в стороне команда обшарпанной фелюги с гордым названием 'Диана', споро разгружала рыбу. Все выглядело патриархально. Вспомнился другой причал, к которому подходила шхуна с алыми парусами. От этого отчаянно захотелось, чтобы и через сто, и через двести лет рыбаки так же неторопливо выгружали свою рыбу.

Матрос ловко бросил на пирс швартовый конец. Сползая, заскрипел деревянный трап, а через пару минут пролетка несла двоих по улицам города.