Основные силы подошли, когда муэдзин прогнусавил о начале полуденного намаза. Не исключено, что не ломанись командир передового отряда за славой, общая атака началась бы сразу после молитвы, но груда тел навела и командующего, и его драное войско на размышления. Во-первых, валяющиеся здесь и там организмы не добавляли их соотечественникам оптимизма, во-вторых, чем позже начнется атака, тем меньше ждать сумерек. С другой стороны, если нападающий тщательно подумает, то шансы обороняющейся стороны пропорционально уменьшатся.
«Ну вот, накаркал», — группа пеших пошла в обход, и не возьми они в одном месте чуть выше, Михаил бы их прошляпил. Одно радовало — похоже, там всего десяток басмачей.
Сигналом к атаке послужил залп с северной стороны, когда на часах было около четырех пополудни. На этот раз в атаку пошло не менее тридцати рыл.
Бах, бах, бах — зачастил самозарядный карабин, обильно собирая кровавую жатву. Ну, что значит обильно, большая часть пуль прошла мимо целей — дистанция пока пятьсот-шестьсот метров, но при массированной атаке экономить боеприпасы категорически противопоказано. На этот раз ребят в ярких халатах он выбивал в первую очередь. А еще повезло, что в этом месте склон был довольно крутой. Полной скорости конники не развивали, а в лаву атакующие могли развернуться только за сотню метров.
Бах, бах, бах — вторая, третья и четвертая серии по десть зарядов принесли результат — не выдержав вида падающих слева и справа соседей, полусотня, или то, что от нее осталась, частью спешилась и залегла, частью откатилась назад. Свою роль сыграло и основательное прореживание командного состава.
Одновременно сзади рванула первая растяжка, значит, рубеж в двести метров пройден. Меняя на ходу обойму, Миха метнулся к южной огневой точке.
На склоне лежало три тела, зато остальные, вопя во славу своего всевышнего, резво неслись на Михаила. Поймав в прицел первого и потянув спуск, Михаил в который уже раз поблагодарил Зверева, заставлявшего своих подопечных не терять навыков стрельбы.
Бах, бах, бах, — вновь зачастил карабин, неся наступающим смерть, а защитнику надежду. Несмотря на беготню и адреналин, результат оказался более-менее приличным — трое уцелевших плюхнулись за валуны. И вновь бросок к северному склону, и вновь вовремя. Почти вовремя, т. к. до противника едва полсотни метров — увидев атаку с юга остатки полусотни бросились на штурм.
Опустевший карабин в сторону, в ход пошли гранаты. Первая, вторая, третья. Михаил выхватил пистолет, но тут перед глазами все поплыло. Последнее, что он помнил, это бородатое лицо, в которое он силился всадить пистолетную пулю. Удалось ли ему нажать на спуск, так и осталось загадкой.
«Черт, откуда такая качка, и куда мы плывем»? — этот вопрос задал самому себе Михаил, перед тем как вновь провалиться в небытие.
Второе пробуждение оказалось не лучше — над ним склонился тот самый бородач, которого он пытался пристрелить. Губы против воли произнесли: «Пить».
— Это мы мигом, ваше благородие. Митрич, воду давай! — зычно крикнув, бородач исчез из поля зрения, чтобы тут же приложить к губам Михаила флягу с живительной влагой. — Ваше благородие, ты не торопись, тебе шевелиться нельзя, — спаситель заботливо приподнял голову Михаила, — у тебя голова разбита, покой в таком разе первейшее дело.
Сигнал об аварии самолета, радист узла связи в Тебризе попросту проспал. Ну не привыкли еще радисты к должной дисциплине. Теперь пойдет под суд. На площадке у города, которую громко называли аэродромом, в тот день вообще никого не оказалось, и тревогу поднимать было некому.
Самотаева, по сути, спас случай. Связь через горы не проходила, и командир первого батальона Апшеронского полка с утра послал в Тебриз полусотню передать донесение командованию полка. Узнав о сбитом самолете, полусотня пришпорила коней и в последний момент успела поставить точку в разыгравшей военной коллизии. Тревога в Тебризе была поднята только к обеду второго дня. В результате два отряда встретились в трех верстах от Сардари, откуда Михаила переправили в госпиталь.
По большому счету, лежать в отдельной палате было не скучно. Героя-авиатора женский персонал госпиталя вниманием обойти не мог по определению — есть у слабого пола чутье на успешных представителей мужской части генофонда. Мало того что их смельчак летал выше туч, так он в одиночку не побоялся сразиться с целой армией злых персов!
Не забывали Михаила и военлеты, приносившие то фрукты, то чего покрепче. Это, «что покрепче», посетители поначалу выдували сами, ибо с контузией шутки плохи. Главврач госпиталя, коллежский асессор Гришин Иван Петрович, человек во всех смыслах лояльный, но только не в отношении здоровья своих подопечных, произнес как припечатал: «Спиртное, господин прапорщик, не ранее чем через неделю, и только после моего осмотра»!
Где неделя, там, как известно, хватает и трех дней, но… поклонницы своего героя заложили в первый же вечер. Такие они, на самом деле.