Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

После встречи молодоженов день оказался наполовину пропащим. Ходили, отдыхали, любовались Монбланом, благо погода наладилась. До вершины восемьдесят километров, а кажется рукой подать. После обеда Борис погрузился в проблемы с новым индикатором, Ильич отправился в ратушу, а Димон с Катериной шлялись по городу. Им сейчас все можно. Федотов, правда, не постеснялся навялить им в компанию своего Ивана. Молодым полезно, а Ваньке не так скучно.

Поговорить удалось только к вечеру третьего дня.

— Уф! Наконец-то можно пообщаться. Ильич, тебе плеснуть? — Федотов повернулся к Мишенину.

— Символически.

— И мне на донышко, — Зверев подвинул свой бокал.

— Морпех, не тяни, как там?

По приезду в Америку Зверев встретился с Лодыгиным, что предопределило все последующие шаги. Пятидесятидевятилетний изобретатель оказался крепким и напористым мужчиной, но, самое главное, он не успел продать свое изобретение Эдисону.

Год тому назад Александр Николаевич собрался переехать с семьей в Россию. Средств явно не хватало, и изобретатель решил пожертвовать своим патентом на применение вольфрама в лампах накаливания. Именно в это время его разыскал представитель Русского Радио.

Получив заманчивое предложение, Лодыгин поначалу не поверил — судьба часто поворачивалась к нему своей изнанкой, а предложение было слишком соблазнительным, чтобы не заподозрить подвоха, но две тысячи рублей, половиной из которых он мог распоряжаться по своему усмотрению, лежали перед ним.

Потом пришла тревожная телеграмма с просьбой задержаться, якобы для консультации приезжающего в Америку соотечественника. По правде сказать, тревога длилась недолго — через неделю на банковский счет Лодыгина упали средства в качестве компенсации за задержку. Да и наведенные к этому времени справки о новой компании «Русское радио» говорили о вполне преуспевающем товариществе. Если то, о чем писали газеты, соответствует истине лишь на треть, то его наниматели совершили потрясающее изобретение. Вот и господин Эдисон зашевелился — не случайно его подставная фирма пожелала вдруг выкупить у Лодыгина патент по цене на половину выше. Ой-ёй, какая пошла игра!

В конце девятнадцатого века Александр Николаевич перебрался из России во Францию, где организовал производство ламп накаливания, но жизненные неудачи погнали его за океан. В США он построил и пустил в ход завод по электрохимическому получению вольфрама, хрома, титана. Разработал электрические печи для нагрева металлов, меленита, стекла, закалки и отжига стальных изделий, получения фосфора, кремния. Работал на дядю Эдисона. Чего он только ни делал.

После приглашения от «Русского Радио» появилась конкретная цель — кому как не ему было известно, что надо брать с собой в Россию, и вдруг просьба задержаться.

Лодыгин рассчитывать увидеть инженера, но Дмитрий Павлович оказался управленцем без технического образования. На неучей Александр Николаевич за свой век насмотрелся до хохота, но Зверев в общие рамки не вписывался. Он действительно был гуманитарий, в этом Лодыгин убедился достаточно быстро, но одновременно Дима был осведомлен по большинству технических вопросов. Удивительно, но он неплохо, да какой-там неплохо, для управленца он великолепно разбирался в электричестве. Такое для гуманитария было категорически не характерно. Озвученная Зверевым задача строительства завода по производству батареек поставила Лодыгина в тупик. Зачем за океаном вкладывать средства в какой-то хилый заводик и тягаться с тем же Эдисоном? Вложенные средства, конечно, вернуться, но вкладываться надо в сулящее настоящую отдачу. Александр Николаевич навскидку предложил несколько таких объектов вложения средств, но Звереву зачем-то были нужны эти несчастные батарейки.

— Пришлось мне, господа, — Димон заговорщицки усмехнулся, — копнуть товарища Лодыгина поглубже. Крепкий дядька. Разоткровенничался только после второй пол-литры. Оказался наш человек. Тут я выложил ему, зачем мне нужны «батарейки» калибра 7,62. Сначала, конечно, поупирался, но идеей отработки технологии металлических гильз проникся. А когда я рассказал ему о твоей идее получения сверхмягкого железа, так и вообще ушел в аут. Неделю что-то там копал в книжках. Трындел про какой-то ледебурит, но тут я не копенгаген. Так ему и сказал. На «копенгагена» он почему-то обиделся, но когда мы еще разок посидели, успокоился и на неделю слинял в Ричмонд. Там у него завязки на сталелитейном заводе, зато потом затребовал на опыты пятьсот рублей, а через полмесяца заявил: «Ты, господин Зверев, человек хороший, но в металлургии и технике ничего не смыслишь, и вот тебе мой совет — назначаешь меня главным инженером, но директора ищешь сам. Желательно из местных немцев».

В общем, договорились. Он, правда, выдавил из меня согласие: после запуска завода приедет в Россию порешать вопрос с производством ламп по его патенту. Так что, через год жди.

— А как же заказанные материалы и технология герметичности ламп? — тут же вскинулся Федотов.