Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

От «разумных» мыслей сумбур немного отступил, уступив место трезвым размышлениям. До стоящего посреди номера Бориса наконец дошло — начинать надо с технического комитета, куда Ильич направился «качать права». Вот она отправная точка поисков. Но куда его понесло дальше и как именно искать человека в незнакомом городе, представлялось с трудом. Мысль привлечь полицию возникла и тут же растворилась — сказался стереотип жителя «просвещенного» века.

Технический комитет находился в здании департамента торговли и мануфактур. Пока извозчик гнал к этому зданию, в голове крутился вопрос — к кому из местных обратиться. К Эссену, а может к Попову? Но стоит ли их привлекать? Нет, конечно. Впутывать потенциального заказчика в собственные проблемы — последнее дело, а на профессора надежды мало. Справа проплыла вывеска «Слава Петрограда» — мелькнула спасительная мысль посоветоваться с писаками.

— Тормози!

Одиннадцать утра для журналистской братии рановато. Обычно здесь собирались к двум часам, но чем черт не шутит. На месте оказался Свищев, про которого коллеги по цеху дружески говорили: «Свищев крупный шантажист, он меньше трех рублин не берет». Виктор Сергеевич был довольно мрачной внешности тип, писавший фельетоны: «По камерам мировых судей».

Сомнения репортера были развеяны пятидесятирублевой купюрой задатка. Выслушав Федотова, он пояснил диспозицию:

— У нас, репортеров, негласно разделены округа, и вам, можно сказать, повезло: это моя вотчина. Касаемо вашего приятеля, знаю доподлинно — по уголовным делам он не проходил. Вчера последний раз справлялся. Мне бы такое сообщили. Другое дело, если труп обнаружили без паспорта, — обрадовал Федотова Свищев, — тогда надо объезжать городские морги. Хуже если камень к ногам и в Мойку. Такое случается. Да что греха таить — частенько случается. Всплывёт, конечно, но к концу лета. Никак не раньше.

Свищев безмятежно пялился на Федотова своими карими глазами. По лицу репортера было трудно понять, шутил он или нет. Скорее всего, и шутил, и готовил к худшему. Предложение заехать в комитет департамента Свищев отмел сразу:

— Господин Федотов, давайте потолкаемся в околотке, там у меня все прикормлены. Да не волнуйтесь Вы! Если в полиции о вашем приятеле не знают, так сей же час поедем в департамент, но сначала я пройдусь по околотку, а вы будьте рядом.

Когда-то Борис заглядывал к своему приятелю в райотдел милиции. Околоток пахнул привычными запахами и звуками. Сейчас Федотов готов был поклясться, что окажись он в древнем Риме, подобное заведение встретило бы его такими же «ароматами и мелодиями». От этого он почувствовал себя увереннее. Вот что делает с человеком «знакомая» среда.

— Гриша, а скажи-ка мне, не поступал ли в околоток математик? — по-свойски продолжал пытать околоточного надзирателя репортер.

Григория Ивановича Топоркова нашли в крохотном кабинете. Был он упитанным мужчиной несколько выше среднего роста. На мясистом лице умещались такой же мясистый нос, губы и щеки. Места едва оставалось для маленьких зорких глазок, что мгновенно занесли приметы Федотова в «картотеку». С юмором у Топоркова оказалось все в порядке:

— Это что за новости? Ширмачей знаю, майданщиков и медвежатников знаю, а от математиков бог миловал, эта братия по какому делу будет?

Борис выпал в осадок: Топорков перекрестился на манер Чавеса, издевающегося над Бушем младшим. Не хватило только трибуны ООН.

Наблюдая дружеский треп, Борис с изумление осознал, что присутствует при циничной торговле живым товаром. Газетчик мастерски выведывал у полицая о Мишенине, а Топорков столь же мастерски оценивал каждый бит информации. Ни тот, ни другой не произносили ни имен, ни сумм. Почти с первых же слов стало ясно, что о Мишенине здесь знают и он здоров или почти здоров. Это была как бы бесплатная информация «для родственников». Сказать, что Федотов почувствовал облегчение, значило бы промолчать. С сердца будто камень свалился, что не укрылось от маленьких зорких глаз. Может быть, поэтому дальнейшие переговоры пошли туго, а может, Григорий Иванович был не в духе. Разобрать Борис не сумел, но вмешался:

— Хм, скажете тоже, неблагонадежен. Наш Вова, считай лучший царский опричник, почище вашего будет.

— Вашего, не вашего, а людям мешал да дворнику конституцией угрожал. По матушке прошелся.

— По матушке, это враки! — твердо заявил Федотов. — Не умеет, а вот конституцией мог и отхреначить. Запросто мог. Он же у нас ученый. В Берлине преподавал, — для пущей убедительности приврал Борис.

Прозвучало главное: «Людям в комитете мешал, дворнику угрожал». Ни названия комитета, ни фамилии заявителя. Оставалось выяснить, была ли в таком ответе изощренность матерого сыскаря, или Ильича действительно сдал дворник, без всякого заявления от «потерпевшей» стороны?