Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

— Мы знаем будущее и знаем, что будущее России незавидно. Отсюда нам надо решить, как нам поступить. На что направить нам свои усилия. Выехать на запад? Выехать сейчас или делать ноги завтра? А может, нам следует пойти по тернистому пути коррекции истории нашей державы или даже истории всего мира? Давайте рассмотрим и такую перспективу!

— За это и выпьем! — перебил оратора Ильич, осознавший, что словоизлияние необходимо немедленно прекратить. Слишком уж долгим был этот тост.

— Ильич, не торопись! — неожиданно интеллигентно и будто протрезвев, остановил приятеля Дмитрий. — Борис Степаныч, уважаемый, а куда это Вы историю рулить собираетесь, в какую сторону?

— Вот и я о том же, Дмитрий Павлович, и я о том же. Прежде чем рулить, надо спросить самих себя. Да! Именно самих себя. Потому как в этом мире мы безумно одиноки. Здесь нам никто не поможет. Спросить, а есть ли у этой телеги рулевое колесо или, на худой конец, штурвал? Опять же, если таковой имеется, надо выяснить, а хватит ли сил у рулильщиков?

— Степаныч, ты о чем? — Зверев начал терять нить разговора.

— Да о том, дорогой Дмитрий Павлович, что ни Вы, ни я даже с дикого перепоя не рискнем столкнуть с курса супертанкер. Или я не прав?

— Степаныч, я что-то совсем запутался, причем тут….

Дима хотел о чем-то спросить, но закончить ему не дал Ильич, что встрепенувшимся воробьем запальчиво зачастил:

— Минутку, Борис Степанович! Вы нас не путайте. Вы нас в правах не ограничивайте! Как это у танкера нет руля? Всем известно, что у танкера руль имеется. Это доказанный факт. А значит, танкером можно рулить!

— Доцент, а ты помнишь такой стишок, — не думая сдаваться, с сарказмом ответил Старый, — «по Бессарабии кочуя, толкали задом паровоз». Так вот, мы с тобой даже не голозадые, мы, можно сказать, утопленники.

— Утопленники?! — взвился Ильич. — Какие такие утопленники, это мы утопленники?!

— Голозадые! — рявкнул Федотов.

— Степаныч! Остановись! — простонал Дима, окончательно отчаявшийся что-либо понять.

Наступил тот самый момент, когда дипломированный психолог, наконец, осознал: если немедленно не вмешаться, завтра здесь будет трудиться бригада людей в белых халатах, окончивших психиатрическое отделение.

— Мужики! — сказал он серьезно и строго. — А коньяк-то чудо как хорош! Давайте срочно промоем наши мозги этим, как говорит Степаныч, превосходным напитком! За единую и неделимую иначе мы вообще….

Простенький тост, но прозвучал он настолько глубокомысленно, что Ильич забыл, что все они «утопленники» и не обратил внимания на специфическую концовку тоста.

— Точно, по чуть-чуть, — тут же откликнулся Вова, протягивая пустой бокал.

«Наверное, я что-то неправильно говорю», — с тоской подумал Степаныч, опрокидывая в себя очередную порцию.

В иные моменты спиртное обладает чудодейственной силой. Вот и сейчас всего лишь один глоток придал оратору силы:

— Коллеги, я должен констатировать — пятизвездочный Багратион лучше шустова, но главное в другом. Призываю всех вас осознать тот факт, что Россия — Великая страна. Именно так, Великая страна, что пишется с большой буквы! Страна с вековыми традициями и устоями, и с поистине фантастической постоянной времени!

— Степаныч, какая на хрен постоянная времени и причем тут история и супертанкер? — разъярился Зверев.

— Димыч, не история, а Россия! — толком не слыша, о чем его спрашивают, продолжал Борис и, воздев вверх руку на манер известного исторического персонажа, с подъемом в голосе продолжи. — Я Россию сравниваю с десятком, нет, даже с сотней супертанкеров, что идут своим курсом, вперед и вперед!

— Не понимаю, причем тут нефтевозы или это аллегория? Мы что, не будем менять революцию? А-а-а, понял! — осенило вдруг Ильича. — Мы станем нефтепромышленниками! Боже, какая блестящая мысль! Нет, ну какая блестящая мысль, это надо же!? Это обязательно надо записать.

— А зачем нам менять революцию, пусть себе будет, какая будет! — удивленно пожал плечами Борис. — Ты, Ильич, вспомни, как тебя воспитали местные менты, когда ты запел о скорой гибели эскадры Рожественского.

— Я в тот раз попал не к тем людям, не к тем стражам порядка. И вообще, я попал в полицию ограбленным, а меня выгнали, — пьяно взъерошившись и языком нащупывая качающийся зуб, запальчиво ответил Ильич.

— Ильич! — укоризненно глядя на Доцента, вещал Борис, — Ты попал к нормальным русским патриотам. Ты им открытым текстом забубенил, что они тупее желтолицых макак. А разве они тупее? Нет, и еще раз нет! Они нормальные русские патриоты, потому дали тебе в глаз! Еще спасибо скажи, что тебя перед этим грабанули.

— Эт точно, — восторженно заржал Дима. — Пришел бы наш Доцент в полицию, да весь в стареньком пальтишке от фабрики «Большевичка». Пришел и выложил из помойного пакета «вещдоки». Вот видите, это я надкусил утром двадцать шестого декабря две тысячи четвертого, а этот огрызок я ел сегодня вечером, двадцать шестого декабря тысяча девятьсот четвертого. Ильич, тебя тут же определили бы в желтое здание. В детективах всегда так пишут.