Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

Федотов частенько заезжал в Питер. Сейчас он узнавал островки из своей прежней жизни. На скамейке Екатерининского скверика он поджидал Лариску Шахову, а здесь они с горя надрался со Славкой Берсоном.

Берсон обладал множеством достоинств. Во-первых, он был евреем, во-вторых, коренным ленинградцем. При пятидесяти килограммах веса, он легко шел на высоте шесть километров. Имеется в виду первым шел по ледовым стенам Центрального Памира. А еще Вячеслав побывал, наконец, на исторической родине. Друзья потом неоднократно говорили — лучше бы он сидел в родном Питере. Может быть, одухотворенный поездкой, но скорее от безденежья, Берсон сразу по возвращении полез подключать громадный рекламный щит. Подключил, называется. Со щита его согнали менты и сутки продержали в обезьяннике. Уроды отказывались верить очевидному — чистокровный еврей, с израильской визой в паспорте, высотными шабашками зарабатывает на жизнь. Толстобрюхий старлей в засаленном мундире требовал признания, что он де лицо кавказской национальности, похитивший паспорт добропорядочного Берсона. К чести коренного ленинградца надо заметить — сын Израиля оказался стоек и от своих корней не отрекся.

Надрались они с Федотовым разу после «досрочного освобождения» в этом самом скверике в ста метрах от ментовки. Мероприятию менты не мешали. На вопрос, отчего Славка не уезжает, Борис получил ответ: «Боб, да ты что!? Там же одни жиды, плюнуть некуда». Подумав, Славка резонно добавил: «А тут уродов полная ментовка».

«Славка остался в России, а мы когти рвем», — от этой незатейливой мысли на душе стало тоскливо, впрочем, ненадолго. Спустя пару минут Федотов себя успокоил: «Славка еврей, ему можно, а мы люди белые, особые».

* * *

Аудиенция была назначена на одиннадцать тридцать. В институт поспели вовремя, но декана физфака на месте не оказалось. На вопрос «Когда будет?» секретарь лишь развел своими непомерно длинными руками. Поминутно кто-то заглядывал. Студентам требовались направления, преподаватели искали то бумаги, то декана. Обычная суета перед весенней сессией.

Очередной посетитель оказался чуть выше среднего роста. Узкие плечи и длинный сюртук. Испещренное морщинами изможденное лицо. Редкая бородка клинышком и чуть скошенный подбородок. Карие глаза за стеклами пенсне смотрели строго.

— Александр Степанович, к вам посетители, — высоким голосом «пропел» длиннорукий.

До посетителей дошло — пред ними легенда российского радио.

— Прошу в кабинет.

Прозвучало повелительно и сухо, от того неожиданно. Короткий жест подчеркнул неприязнь.

Кабинет просторный. Слева стол хозяина. К нему буквой «Т» примыкает второй. Вокруг стулья с резными спинками. Секретер и шкаф с книгами. Через высокие окна льется солнечный свет. На стене портрет Ломоносова, за креслом декана портрет Петра I.

Пройдя к креслу, Попов указал на стулья подле стола.

— Присаживайтесь, господа. Чем обязан?

Опять голос без намека на доброжелательность.

«Какая муха тебя укусила, или это характер?» — зло подумал Федотов.

— Александр Степанович, позвольте представиться: ваш покорный слуга Федотов Борис Степанович и мой коллега математик Владимир Ильич Мишенин.

— Странно, странно, и что могут делать в департаменте полиции математики? А вы по какой части будете, Борис Степанович?

Прозвучало со столь откровенной иронией, что Борис на секунду сбился, чем тут же воспользовался Ильич:

— Александр Степанович, мы не из полиции, мы из Москвы.

— Блестящая логика у господина математика. Блестящая! И что же, в полицейском управлении Москвы занялись расчетами «по электричеству»? — последнее профессор проговорил, будто пародируя невидимого собеседника. — А вы тот самый математик в штате этого почтенного учреждения?

— Александр Степанович, я только однажды считал распространение радиоволн в ионосфере, но там одни частные решения, — выпалил Ильич, в волнении теребя воротник.

— Борис, я ничего не понимаю, — растерянно повернулся к товарищу, Мишенин.

Глядя на Доцента, Федотов про себя чертыхнулся: «Чтоб тебя всю ночь бабы мурыжили». План беседы полетел к чертям.

— Представьте, Владимир Ильич, я, честно сказать, также ничего не понимаю, — импровизировал на ходу Федотов. — Я хотел расспросить уважаемого профессора о возможности изготовления радиостанции, но, похоже, нас тут приняли не за тех людей.

— Помилуйте, господа, о каком такой радиостанции вы изволите говорить?

Вопрос звучал высокомерно, но в интонациях уже угадывался некоторый намек на конфуз. Требовалось срочно закрепить успех.

— Да об обыкновенной, Александр Степанович, десяти ватт выходной мощности, с чувствительностью в приеме около микровольта. Построенные по схеме трансивера.

Борис намеренно ввернул терминологию своего времени. Сказанное дало эффект — на лице Попова отразилось явное замешательство.

— Господа, мне кажется, произошло какое-то недоразумение.

Попов встал, растеряно поправил пенсне.