Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Боевое крещение состоялось в драчке с хунхузами. После Дальнего Востока судьба забросила Михаила в Никарагуа. Здесь он сначала командовал личной охраной президента Хосе Сантоса, а позже всем отрядом русской частной военной компании. Тогда они еле унесли ноги, но деньги получили сполна. И вновь учеба. На этот раз лекции читали офицеры с эполетами.

После месячной «командировки» в Корею, его стали натаскивать жандармы. Правда, не долго — Зверев сказал, что Михаилу достаточно азов контрразведывательного ремесла.

В свое время Самотаев окончил четыре класса гимназии. На большее у родителей из рабочей среды средств не хватило. Попав в лапы Звереву, пришлось вновь сесть за буквари. Переход из Ливерпуля до восточного побережья Никарагуа длится почти месяц. Столько же обратно. Как тут не обложиться учебниками? По возвращении взялся учиться каждый свободный вечер. Нанятый Зверевым репетитор давал задания и спрашивал результат. Часто морщился — репетитора Зверев резко ограничил в его поползновениях сделать из Михаила «по-настоящему» образованного человека из народа. Димитрий Павлович так прямо и сказал: «Никаких лишних знаний. Из латыни сотня расхожих слов и столько же фраз. Античная литература и мифология на том же уровне. Философию глубже, но без фанатизма. Диалектика Гегеля это такая же мертвая наука, как черчение».

Такому взгляду Михаил удивился, даже взял уроки черчения. Со временем согласился — диалектика Гегеля действительно оказалась наукой мертвой в том смысле, что законченной — четыре закона и больше ничего. Выявить их оказалось чрезвычайно трудно. Не случайно их открыли только в начале XIX столетия, но практического применения почти никакого. Репетитор утверждал — диалектика дает ответы на все вопросы. Михаил пытался применить ее для прогноза будущего, но результат оказался нулевым. Зато общее направление изменений Миха мог предсказать сам, безо всякого перехода количества в качество.

По этому поводу Зверев просветил — для серьезного прогноза не хватает знаний по социологии, психологии, экономике и черт его знает по каким еще не открытым наукам.

Изучал Михаил и точные предметы. Здесь парадом командовал Федотов, и опять морщились репетиторы: «Это вопиющее верхоглядство», но Федотов был непреклонен: «Моим подопечным машины не проектировать, зато они должны добротно ориентироваться в механике и электротехнике».

Полной неожиданностью для Самотаева стало направление его на обучение летному делу. Для этого пришлось поступить вольноопределяющимся в Учебный воздухоплавательный парк, которым командовал генерал-майор Кованько.

«Старик», так за глаза называли Александра Матвеевича, мечтал о дирижаблях, но от двух дармовых аэропланов «Авиазавода № 1», так называлось выделившееся из Дукса авиапредприятие, отказаться был не в силах.

И мотивировка нашлась более чем убедительная — мигари и так лучше любых фарманов, но где их довести до ума, кроме как в воздухоплавательном парке? Поэтому мы готовы отдать самолеты в дар, а к ним командировать заводских механиков и пятерых пилотов. Главное, чтобы иностранцев к машинам ближе ста метров не подпускали. Халява, однако.

Халява-то она халява, но генерал-майору дали ясно понять — пилотов от авиазавода надо произвести в первое офицерское звание, зачем иначе им было записываться вольноопределяющимися.

Побурчав, дескать, как же он подготовит гражданских, Александр Михайлович вскоре убедился — эти «шпаки» военное дело знали лучше иных пехотных офицеров, а авиационных званий пока не существовало. В итоге, с мая 1911-го года Михаил Самотаев щеголял в погонах прапорщика, а осенью был направлен на русско-персидскую войну в качестве заместителя начальника Первого российского авиаотряда. Командиром отряда назначили военного летчика Георгия Георгиевича Горшкова.

Сегодняшний разведывательный полет проходил с севера на юг вдоль границы с Турцией. Под перевалом Эсендере стоял эскадрон турок. Сделав для верности пару кругов, Михаил убедился — средств усиления у эскадрона нет.

Такая же картина наблюдалась неделю назад под Капыкёйем. Стоявшая там турецкая сотня ушла на свою территорию, едва появилось передовое охранение батальона Апшеронского полка.

На мигаре стояла рация, а батальонный радист не дремал. Передав для комбата разведданные, Михаил лег на обратный курс. До Ханшана пятнадцать минут лета, после чего поворот почти строго на восток к Тебризу. Там аэродром.

Перед отправкой в действующую армию у Михаила состоялся обстоятельный разговор со Зверевым.

«Михаил, к гадалке не ходи, вопросы к тебе будут. Перед Юденичем не скрывайся, но без „пикантных“ подробностей. Основная цель — генерал должен обратить внимание на нашу подготовку бойцов. Вторая — надо провести компанию в среде господ офицеров по пропаганде стрешаров».

Разговор вышел долгим, оговаривалось все, вплоть до тактики общения с репортерами. Тогда же Командир в очередной раз огорошил — по возвращении из командировки, Михаилу предстояло баллотироваться в Государственную думу.