Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

— Ну, орелики ощипанные, и что мне с вами теперь делать? Атаку вы просрали и все ваши боевые товарищи полегли лютой смертью. Страдания их отцов и матерей оказались напрасными из-за двух олухов. Что делают с такими в боевой обстановке? — строго по Станиславскому, Димон сделал театральную паузу. — Правильно! Расстреливают перед строем. На крайняк отправляют в штрафные роты, но это если особист окажется в добром настроении, а такого почти никогда не бывает. По-любому хрен редьки не слаще.

— Курсант Фаза, какая была задача? — палец морпеха уперся в грудь высокого питерского курсанта, похожего на «однофамильца» из фильма «Щит и меч».

— При появлении противника немедленно, но на самую малость приоткрыть створки окон и точным огнем сорвать атаку противника, в первую очередь, выбивая офицеров и самых резвых.

— О! — палец Зверева переместился в направлении высшего существа. — А что сделали вы? — ответом были склоненные головы незадачливых «штрафников».

На самом деле Зверев случившемуся не удивился, более того, забрав к себе двух самых молодых курсантов, рассчитывал на что-то подобное. Да и как могло быть иначе? Молодые парни целый день маячившие у окон не могли не потерять бдительности, да и атака была столь стремительной, что и бывалый воин дал бы промашку. Другое дело, что зрелый и опытный не стал бы судорожно дергать затвор и «палить», забыв отворить окна.

— Так, внимание, сейчас все дружно восстанавливают гормональный баланс. Знаете, что это такое? — отвлекая внимание, Димон перевел взгляд на Птичкина.

— Ну, эта, когда в крови этот, как его…, — от волнения Вася никак не мог вспомнить название гормона.

— Правильно, адреналин, — сжалился морпех, — в минуты опасности этот гормон мобилизует все функции организма. В итоге наши реакции возрастают, а силы увеличиваются. При переизбытке адреналина наблюдается дрожь в конечностях, а потом наступает апатия. «Лечением» служат физические упражнения и сладкий чай, а сейчас вы и в беременного слона не попадете. Чай и медитация будут позже, а пока по сотне отжиманий.

И-раз, и-два; и-раз, и-два, — размеренный счет морпеха заставил курсантов превратиться в бездушных роботов.

— Командир, третий на связи — зашипела рация — на Покровке вижу подкрепление, похоже те же драгуны числом с полуэскадрона.

— Понял, наблюдай.

Не забывая поглядывать в окно, Зверев продолжал приводить в чувство подопечных. На первый взгляд не было в том надобности. Ну, посидят себе и придут в чувство, или продолжат «палить», все одно успокоятся и приобретут нужный опыт. По-любому в другой раз не облажаются. Но едва ли не впервые в жизни Дмитрий Павлович почувствовал, что если он сейчас по-доброму отнесется к мелюзге, то будет заложена особая традиция отношения к новичкам. Эти парни подрастут и так же станут заботиться о салажатах, а это дорогого стоит. Осознав, Димон не удержался от ехидного замечания в свой адрес: мол, растешь ты над собой, как бы самому себе солнце не перекрыть.

Отжавшись, и пять минут помедитировав, курсанты не торопясь прихлебывали чай.

— Командир, а почему трудно попасть в беременного слона? — с невинным видом задал вопрос оживающий Птицын.

Засранец, понимает же, что командиром меня могут называть только Львов с Самотаевым, а все туда же лезет, в «избранные». Хрен тебе, а не печеньки, лидер недоделанный. Тренируйся пока на «фазах».

— Во-первых, командир я только для Льва и Пантеры, для вас в боевой обстановке я Тренер, в быту Дмитрий Павлович и никак иначе. Касательно вашего вопроса, а вы разве не знаете, что беременный слон вдвое толще слонихи?

Ну вот, теперь, как доктор прописал — пошел мыслительный процесс. Птиц о розыгрыше уже догадается, но молчит, ибо крепко получил по носу.

— Тренер, а что такое штрафные роты? — проявил любопытство Фаза, правда без подтекста.

— А вот это вам пока знать рано.

Под окнами стало «людно». Командовавший полуэскадроном офицер быстро навел порядок и мельтешение конников прекратилось. Сквозь приоткрытые створки окон было слышно, как он послал какого-то корнета Соколовского закупорить Покровку, а второму взводу перекрыть подходы по переулкам Лобковского и Машкова.

Спустя полчаса раздался вызов по рации.

— В канале третий, вызываю первого, — прорезался голос Львова.

— Слушаю.

— Со стороны Чистых прудов движутся два орудия и какая-то каракатица на лафете.

— Принял. Конец связи.

Выглянув из окна крайней комнаты, Зверев увидел, как на перекресток вкатываются полевые орудия, а в каракатице он опознал пулемет Максима.

— Вот это агрегат! У него даже поджопник есть, — вслух прокомментировал морпех.

На орудийном лафете пулемет смотрелся величественно. Непривычно большой щиток надежно прикрывал прислугу, а у стрелка было штатное сиденье, с которого он мог без устали шмалять в супостата.

Почему без устали? Да потому, что вокруг суетилось пять или шесть помощников.