Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 3

Первый и единственный раз в жизни, Рузский высказал государю все, что думал и об отдельных лицах, занимавших ответственные посты за последние годы, и о том, что казалось ему великими ошибками общего управления и деятельности Ставки.

Государь со многим соглашался, многое объяснил и оспаривал. Основная мысль Николая была, что он для себя в своих интересах ничего не желает, ни за что не держатся. В то же время, считал себя не вправе передать дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред родине, а завтра умоют руки, «подав с кабинетом в отставку».

«Я ответственен перед богом и Россией за все, что случилось и случится, — говорил государь, — будут ли министры ответственны перед Думой и Государственным Советом — безразлично. Я никогда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу России, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело, не моя ответственность».

Рузский доказывал Государю, что его мысль ошибочна, что следует принять формулу: «государь царствует, а правительство управляет». Николай II говорил, что эта формула ему непонятна. Надо было иначе быть воспитанным, переродиться и опять оттенял, что он лично не держится за власть, но только не может принять решения против своей совести и, сложив с себя ответственность за течение дел перед людьми. Он не может считать, что сам не ответственен перед богом.

Государь перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена в качестве ответственных перед палатами министров. Высказывал свое убеждение, что общественные деятели, которые, несомненно, составят первый кабинет, люди совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться со своей задачей. Генерал Рузский возражал, спорил, доказывал и, наконец, после полутора часов получил от государя соизволение на объявление через Родзянко, что государь согласен на ответственное министерство и предлагает ему формировать первый кабинет. Рузский добился этого, доказав государю, что он должен пойти на компромисс со своею совестью ради блага России и своего наследника.

Чем глубже Михаил вникал в написанное, тем отчетливее он видел перед собой не злобного тирана, а слабого руководителя и, одновременно, безумно одинокого человека, измученного тяжелейшим выбором. Этот человек до ужаса боялся ошибиться и принести стране беду. Как же этому Николаю было в этот момент больно!

Поразительно, но говоря об общественных деятелях, монарх был прав. Этой краснозвучной шелупени Самотаев не доверил бы даже отделения. Одновременно, Михаил не сомневался в истинности реконструкции. Отдельные фразы наверняка звучали иначе, можно было поспорить по акцентам, но зная Зверева с Федотовым, он не сомневался — ему не врут.

— Не ожидал?