Впрочем, это Люсю нисколько не смутило. Она подняла отекшее лицо с заплывшими глазами и, поправив очки, спросила:
– Что?
– Повторяю вопрос: какой курс и почему нарушаете правила проживания в общежитии?
– Говорите тише, пожалуйста. Все уже спят.
– Не все: я не сплю, вы не спите, она не спит, он не спит, они не спят, мы не спим…
Петрова шутку не оценила и переспросила:
– Кто не спит?
– Никто, – стушевался Владик.
– В смысле? – озадаченно посмотрела на него полусонная студентка.
– Измайлов, – представился полуночник и приземлился рядом. – Владислав Геннадьевич, студент-медик, курс пятый.
– Петрова, – Люся приняла правила игры. – Людмила Сергеевна, студентка, пока не медик, курс первый.
– Молодо-зелено?
– Кому как…
– Мне молодо!
– Да ради бога, студент-патриарх.
– Патриарх?
– Что, не устраивает?
– Ты откуда такая языкастая?
– Языкастая, очкастая?
– При чем тут это?
– Ну, ленивый не заметит.
– Да я и есть ленивый. Чего творим?
Люся перевернула страницу и торжественно прочитала:
– Мышцы.
– Молодца. А днем чего, недосуг?
– Недосуг, работала.
– Нужда замучила?
– Да нет.
– Ради интереса науке служим?
– Может, и так.
– Науке служить – мозги сушить.
– То-то я смотрю, они у вас девственно влажные.
– Ка-а-ак?
– Не я первая начала.
– А слабо по ночному городу со мной прогуляться?
– Слабо, Владислав Геннадьевич. И по ночному, и по любому другому.
Измайлов опешил:
– Это почему?
– Это потому. Не хочу.
– С чего это?
– Да ни с чего – не хочу и все.
– А если на свидание приглашу?
– Если на свидание, – Люся улыбнулась. – Тогда подумаю.
Петрова захлопнула атлас, прихватила карандаши (те вкусно стукнули друг об друга) и резко встала:
– Спокойной ночи, студент-медик пятого курса.
Владик, не проронив ни слова, убрал ноги. Полуночница в байковом халате прошла мимо, не оглянувшись.
А дальше – как в романтической истории: любопытство героя, поиск незнакомки, встреча, первое свидание, второе свидание, прогулки под луной, ночной пляж, платонические чувства, предложение выйти замуж, разлука.
Роман Петровой с Измайловым стал главным событием того учебного года. Причем Люсе даже никто не завидовал, потому что никто не верил в искренность интереса Владика. Студенческое сообщество постановило считать происходящее измайловской блажью: хочет парень взять крепость приступом – пусть берет. Все ждали грехопадения Петровой. Ставок, конечно, никто не делал, но спорить – спорили. Отчаянно.
Всякий раз Владик терпеливо встречал Люсю с дежурства, по-барски организовывал ей экскурсии по Одессе, курировал на экзаменах, пожимал в кино ручку и, обнимая, почему-то всегда прижимался к ее виску. Прижимался, еле ощутимо целовал и вздыхал грустно. Петровой это нравилось.
Но не умерла, а ушла в работу. Это стало привычкой. Не умерла еще и потому, что могла погибнуть на самом деле: в Одессе случилось землетрясение, и Люся поняла, что от любви не умирают – есть силы пострашнее.