Ох уж эта Люся

– Тэффи тут ни при чем. При чем фраза, ею сказанная.

Жебет вопросительно посмотрел на размечтавшегося Е. Б.И.

– «Когда надо объяснять, не надо объяснять», говорила она.

Павлик совсем запутался. Никак не выстраивалась логическая цепочка, компоненты которой подчинялись бы причинно-следственной связи. Дыбенко – Филипко – Ефимов – Тэффи… Медбрат растерянным взглядом обводил кабинет, но так и не нашел, за что зацепиться взором.

– Молчите, юноша? – устало произнес заведующий.

– А что я могу сказать?

– Вам ничего не надо говорить. Вам просто надо взять бумагу и написать заявление по собственному желанию.

– Но ведь это произвол! – запротестовал Павлик. – Вам не в чем меня обвинить! Отказ от внутривенных вливаний – это не повод!

Ефимову стало жалко Жебета. Ему уже хотелось предложить парню протекцию в каком-нибудь другом отделении. Сказать что-то утешительное. Приободрить. Наконец, предложить мужскую дружбу. Но… Но Павлик в этом не нуждался, он требовал справедливости. И заведующий почувствовал жуткое раздражение. В нем просыпалась совесть, а этого Е. Б.И. не любил, не терпел и тщательно от подчиненных скрывал, чем Марья Федоровна Филипко неоднократно пользовалась.

Борис Иосифович застрял. С одной стороны, было жаль Машу – глупую, хитрую, но верную бабу. С другой стороны, этого мальчика – тоже глупого, но совершенно бесхитростного. Опять же подличать было противно. «Что же делать? Что же делать?» – не мог успокоиться Ефимов. И решение пришло само собой. «Не надо ничего делать, – успокоил себя заведующий. – Все уже сделано. Нечего было цеплять эту дуру». Стало как-то легче: вина Жебета была доказана окончательно.

– Если вы будете настаивать, молодой человек, я изыщу возможность уволить вас по причине профессиональной непригодности. Вряд ли подобная запись в трудовой книжке сослужит вам хорошую службу. Да и потом, я создавал это отделение много лет, и все кадровые вопросы решаю здесь я. Мы не сработаемся, коллега. Я вас уверяю.

Павлик молчал, глядя прямо в глаза Ефимову. Тот взгляда тоже не отводил. Оба встали одновременно, понимая, что разговор закончен.

– Что вы мне скажете? – почти беззвучно спросил заведующий.

– Вы не оставили мне выбора, – на удивление четко ответил Жебет. – Я могу быть свободен?

– Разумеется, – произнес Е. Б.И. и посмотрел поверх головы подчиненного.

Павлик вышел, тщательно прикрыв за собой дверь. Как он дошел до комнаты, где чаевничали медсестры, Жебет не помнил. Автоматически присел за стол, автоматически выпил безвкусного чаю, автоматически поблагодарил. Вернувшись на пост, выдрал из лекционной тетради лист и написал заявление по собственному желанию. Причину указывать не стал, полагая, что это не нужно. Но потом не удержался и подписал: «В связи с категорическим несогласием с кадровой политикой, проводимой заведующим отделением». Поставил число и размашисто расписался.

Ефимов заявление завизировал и отдал его старшей сестре. Что проблем с невыгодной формулировкой не будет, он знал: зря, что ли, сын заведующей кадрами был его постоянным пациентом, проводившим в отделении месяца три в год? Все так и вышло. Излишне любопытный медбрат покинул кардиологическое отделение. Марья Федоровна Филипко довольно быстро набрала в весе и вернула волосам интеллигентный фиолетовый оттенок. А известный на всю Одессу Е. Б.И. укатил с семьей в отпуск в Болгарию, на Золотые пески, даже не вспомнив о сыгранной роли и о проклятой сделке с совестью.

Другое дело – Петрова. Привыкшая к деловым посещениям Жебета и к «увлекательным» внутривенным манипуляциям, она напрасно ждала его несколько дежурств подряд. И не в любви было дело, потому что никакой любви, уверяла Люся, и не было!

– Понимаешь, пропал человек! – эмоционально говорила Петрова. – Ходил-ходил и пропал! А вдруг случилось что?

– А что могло случиться-то?

– Все. Вот я и спустилась в кардиологию.

– Где и узнали, что Жебет Павел Николаевич уволился по собственному желанию?

– Да.

– И как скоро вы его нашли?

– Я его не искала. Подумала, раз по собственному желанию, значит, ничего серьезного. А нашел он меня сам. В общежитии.