Ох уж эта Люся

Старшая дочь явилась все равно неожиданно. Загоревшая и безумно красивая, она отомкнула входную дверь в расчете на то, что родители на работе. Увидев мать, сообщила:

– Я на минуточку.

Петрова молчала.

– Роза уехала? – как ни в чем не бывало спросила беглянка.

– Уехала, – бесстрастно сообщила мать.

– Я так и думала, – удовлетворенно хмыкнула Светка, распахнув холодильник.

– Что ты ищешь? – поинтересовалась Люся.

– Еду.

– Еды нет. Я ничего не готовила.

– Как обычно, – скривилась Светка.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Что?

– Где ты? С кем? Что произошло, наконец? Почему ты ушла из дома?

– Я живу у подруги.

– Я была у всех твоих подруг.

– Ты ее не знаешь.

– Хорошо. Где живет твоя подруга?

– У ипподрома.

Петрова съежилась: район ипподрома имел славу одного из самых криминальных в городе.

– Кто ее родители?

– Не знаю. Я их не видела.

– Так не бывает, – устало обронила Люся.

– Я правда их не видела.

– А я не видела, чтобы дети в твоем возрасте жили абсолютно одни.

– А мы не одни. У нее есть брат.

– Еще лучше. Сколько лет брату? – продолжала допрос Петрова.

– Он после армии.

– Чем занимается?

– Ничем.

– А ты?

– Ухаживаю за лошадьми.

– Ты устроилась на работу?

– Нет, я записалась в секцию.

– Когда ты вернешься домой?

– Я не хочу домой.

– Почему?

– Я здесь никому не нужна! – надрывно выкрикнула Светка.

– Это неправда!

– Правда. Ни ему (это о Павлике), ни тебе. Меня даже бабка с собой на юг брать не хотела. Розку позвала, а меня нет.

– Но мы же решили этот вопрос. Я взяла билеты. Ты должна была ехать.

– Уже поздно, – отмахнулась Светка.

– Поздно, – согласилась Люся. – Когда ты вернешься?

– Я не вернусь.

Петрова понимала, что чем настойчивее она будет просить нерадивую дочь вернуться домой, тем решительнее та будет отказываться.

– Скажи адрес, где тебя искать, – устало попросила Люся.

Светка с готовностью нацарапала несколько слов на куске газеты.

– Что я скажу отцу?

– Что хочешь, – разрешила Светка.

– И что вы сказали?

– Сказала, что нашлась, что отправила ее к подруге на дачу.

– Павлик поверил?

– Нет, конечно. Просто знал, что Светка жива, и больше ничем не интересовался.

– Когда она вернулась?

– Через месяц, в конце августа.

Возвращение оказалось будничным. Как ни в чем не бывало, Светка призналась матери, что в девятый класс не пойдет, что подала документы в техникум, что хочет взрослой жизни и, наконец, «оставьте меня в покое».

Покой длился до Светкиного шестнадцатилетия. Вечером за праздничным ужином она сообщила, что снова уходит из дома. На этот раз – к мужчине. Жебет в момент чистосердечного признания поперхнулся и, посмотрев на жену, свирепо произнес:

– Тогда совсем.

– Что совсем? – не поняла старшая дочь.

– Тогда уходи совсем.

– Это мой дом, – вызывающе напомнила Светка. – Когда хочу, тогда приду.

– Если ты уходишь, – проронил Павлик, – то совсем. Ты мне не дочь.

– А я тебе и так не дочь, – вошла в раж Светка. – Твоя дочь – Роза.

– Почему нельзя решить вопрос по-другому? – попыталась разрулить ситуацию Петрова.

– Потому что с вами по-другому нельзя, – призналась Светка и залпом выпила Розин компот.

Ночью Люся уговаривала неразумное дитя остаться. Плакала. Дочь была неприступна.

На вечерний прием в поликлинику Светка пришла, ведя за руку маргинального вида молодого человека. По-хозяйски распахнув дверь в материнский кабинет, представила:

– Это Алексей.

– Я поняла, – не удивилась Петрова.

Юноша подтянул шнурки на берцах и басом сказал:

– Мы решили жить вместе.

– Где?

– У меня.

– У меня – это где?

– Вам адрес дать? – съязвил новоиспеченный муж.

– Дайте.

Алексей назвал улицу, номер дома – и Петрова поняла, что у любви дочери – долгая история. Сопротивляться не стала. Бесполезно. Попросила звонить. Светка не обещала. Прервав прием, Люся долго смотрела в окно на абсолютно счастливую парочку, открыто и с удовольствием целовавшуюся среди детских колясок и негодовавших бабушек.

Целый год Петрова носила в покосившийся дом на окраине солидные суммы, тайком от мужа. Влюбленные встречали ее без должного пиетета. Светка брала деньги и благодарила мать крайне редко. Люся сидела минут пятнадцать, не раздеваясь, и наблюдала за дочерним щебетом. Естественно, не с собой. Уходя, даже не пыталась поцеловать.

– Будь умницей, – говорила напоследок и месила грязь по расплывшейся дороге.

Вернулась Светка неожиданно: худая и черная. Сбросив кроссовки в прихожей, прошла в комнату и в одежде бросилась на кровать. Лежала молча, не двигаясь. Петрова сидела рядом, не нарушая молчания. Роза со своей кровати с ужасом глядела на скорчившуюся сестру.

– Убери ее, – сквозь зубы попросила мать Светка.

– Роза, мурочка, выйди, пожалуйста.

Дважды просить не пришлось.

– Му-у-уроч-ка, – со стоном протянула старшая дочь. – Ты меня так никогда не называла.

– Называла, – эхом отозвалась Люся. – Ты просто не помнишь.

– Не называла. А может, не помню.

– Что-то случилось? – Петрова коснулась дочернего плеча.