Ох уж эта Люся

– Ничего, – выдохнула Светка, удерживая слезы в голубых остервенело злых глазах.

Перевернулась на спину. Уставилась в потолок на знакомую трещину.

– Олень, – шепотом произнесла Люся.

– Олень, – неожиданно мягко повторила ее дочь и заплакала.

Светка выла тоненько, слова произносила нечленораздельно, путано. Петрова с трудом понимала и поэтому решила предложить свою версию:

– Вы расстались?

Дочь зарылась с головой в подушку. Молчали до темноты. Выплакавшись, Светка обронила:

– Убили.

Про себя подумала: «Слава богу». Стало стыдно – поменяла формулировку: «Слава богу, не что убили, а что вернулась». Совесть молчала. Петрова молчала. Светка спала.

От известия, что дочь вернулась, Жебет на какое-то время оцепенел, а потом визгливо заорал:

– Пусть возвращается туда, где была! Я сказал: ноги ее здесь больше не будет!

– Будет, – оборвала его Люся и снова переехала в детскую.

Второй раз Светка отправилась замуж накануне госэкзаменов.

– Сейчас не время, – пыталась остановить дочь Петрова.

– А когда у тебя время?

– Давай рассуждать, – не сдавалась Люся. – Сдай госы, устройся на работу и живи себе на здоровье.

– Месяцем позже – месяцем раньше… Какая разница? – резонно заметила Светка.

– Тогда без свадьбы, – поставила условие Петрова. – Поживите, потом посмотришь.

Без свадьбы длилось еще год. Парень Петровой нравился. Даже Павлик протягивал ему руку, правда, не глядя в глаза. Звали его то ли Саша, то ли Петя. За давностью лет имя стерлось из Люсиной памяти. Да и из Светкиной тоже.

То ли Саша, то ли Петя был правильным, рассудительным и педантичным. Подобно Жебету, картавил и постоянно поучал (во всяком случае, в гостях) свою взбалмошную возлюбленную. Возлюбленная терпела, терпела, а потом ее терпение лопнуло. Светку постоянно тянуло к половым экстремистам с уголовным прошлым. Всякое благополучие и благопристойность приводили ее в уныние. Она снова вернулась.

Третий Светкин поход закончился свадьбой. К гражданскому алтарю она отправилась под руку со здоровенным верзилой в десантной форме.

– Почему он не в костюме? – полюбопытствовал Павлик.

– Сейчас это неактуально, – отметила Люся, смирившись с дочерним выбором.

Долго не было детей. Светка психовала и упрекала мать в бездействии.

– Подожди, – успокаивала Петрова. – Значит, так нужно.

Дочь отказывалась верить и, как сумасшедшая, таскалась по знахаркам. Наступившая через несколько лет оголтелых мытарств беременность закончилась преждевременными родами, и на свет появилась Алиса. Алиса-то появилась, а вот десантник исчез, не смирившись с рождением неполноценного ребенка.

Потом он периодически появлялся, ссужая бывшую возлюбленную скудными деньгами. Светка смирилась и пошла к отцу на поклон. Впервые в жизни.

– Помоги мне.

– Чем?

– Я не могу больше платить за квартиру. Я не работаю. У бабки пустует комната. Она тебя послушает.

Люся до сих пор не понимает, на какую педаль нажала Светка, но Жебет согласился, взяв с дочери слово, что та примет на себя заботы о бабушке и будет регулярно мерить ей давление.

– А что Роза?

– А что Роза? С ней у меня проблем не было.

– Они совсем с сестрой не похожи?

– Похожи, конечно, не внешне, правда.

– Это чем?

– Обе скрытные. Роза особенно. Даже тайком ее дневник приходилось читать, чтобы знать, что с ней происходит.

Ничего особенного с Розой не происходило. К моменту первого Светкиного ухода из дома это было невинное светловолосое дитя с глазами-блюдцами. Молчаливая, застенчивая и ласковая, она забиралась к отцу на колени и закрывала ладонями лицо. Жебет был счастлив. Петрова – спокойна. Наблюдая за отношениями дочери с отцом, тянула с разводом, боялась, что нанесет дочери непоправимую травму.

– Почему он на тебя кричит? – шепотом спрашивала Роза мать.

– Папа сердится.

– На тебя?

– На меня.

– А на меня?

– А тебя он любит.

– А Свету?

– И Свету. Только по-другому.

Роза верила и не верила. Когда Жебет в очередной раз в ярости швырнул жену об стенку, на Петрову обрушился стеллаж. Девочка, невзирая на свой возраст, в ужасе залезла под стол и закрыла ладонями побледневшее личико. Павлик пытался вытащить дочь из-под стола, та упиралась и, беззвучно раскрыв рот, выдыхала застрявший в горле воздух.

– Вылезай! – орал Жебет, отдирая Розины руки от ножки стола. – Я кому сказал! Расцепи руки!

Роза окаменела и, не отрываясь, смотрела на поверженную и обсыпанную книгами мать. Петрова по губам поняла, что девочка зовет ее, и стала выбираться из-под груды литературного наследия.

– Отпусти ее! – закричала и она.

Остервеневший Жебет наконец-то оторвал от ножки Розины руки и стал хлестать по ним.

– Ма-ма! – наконец-то заскулила девочка.

– Сво-о-о-лочь, – нарушила мораторий на употребление бранных слов Петрова и бросилась на мужа.