Ох уж эта Люся

– Я тоже люблю ее, – горько проронила Люся, – поэтому не хочу для нее никаких разочарований. У нее нет опыта. У нее никогда не было серьезных отношений. С тобой у нее нет никаких перспектив.

– А чем я вас, Людмила Сергеевна, собственно, так уж не устраиваю?

– Да всем, – выпалила Петрова. – Во-первых, ты женат.

– Роза знает об этом.

– Во-вторых, у тебя ребенок. Причем больной ребенок.

– И это она знает.

– В-третьих, извини, я буду говорить прямо, у тебя криминальное прошлое.

– Вы хотите сказать, что я бандит?

– Я сказала, у тебя криминальное прошлое.

– У меня и настоящее тоже криминальное, – злобно пошутил Вадим.

– В общем, я против. Ничего из этого не выйдет. Хорошего.

– Откуда вы знаете?

– Я чувствую. Я ведь не первый год живу на свете.

– Я тоже не первый. Кстати, вы не настолько уж меня и старше. В одной школе могли учиться. Я хотел по-хорошему, по-человечески. Не скрываясь. Для Розы это важно, потому что слишком много тайн и так. Ей нужна ваша поддержка. Ну что вам стоит? Скажите, что вы не против.

– Я против.

– Людмила Сергеевна, – вкрадчиво произнес Бунтури. – Не нужно сопротивляться.

– Ты что, мне угрожаешь?

– Я не в этом смысле. Не нужно сопротивляться тому, что между нами происходит. Это уже все равно происходит. Я в состоянии о ней позаботиться. Просто нужно сказать вашей дочери, что вы как мама не против.

– Не могу, – покачала головой Петрова. – Я должна сначала поговорить с Розой.

– Поговорили?

– Поговорила.

– И что?

– И то. Сказала, что не против. Да и потом…

– Потом он проводил меня, – шептала Роза, положив свою голову к матери на колени. – И еще раз проводил. И еще…

– Ты знаешь, что он женат?

– Какое это имеет значение?

– Большое.

– Он не любит свою жену.

– Так все говорят.

– Мама, все – это все. А он – это он.

– Роза, потом ты захочешь другого: семьи, детей.

– Потом…

– Это наступит гораздо быстрее, чем ты думаешь.

– Мне все равно.

– До тех пор, пока ты ощущаешь себя единственной.

– Ты специально так делаешь?

– Что?

– Портишь мне настроение…

– Почему, как только я завожу речь о чем-то серьезном, ты называешь это «портишь мне настроение»?

– Ну потому что ты мне его портишь, – с обидой произнесла Роза.

– Хорошо. Чего ты хочешь от меня?

– От тебя?

– Да, от меня.

– Скажи, что ты не против.

– Я не против.

– Скажи, что ты не возражаешь.

– Я не возражаю.

– Скажи, что не обижаешься…

– Нет. Только я хочу уточнить одну вещь: ты остаешься жить дома или уходишь?

– Вадим снимает квартиру, – уклончиво ответила Роза.

– Это понятно. Ты не отвечаешь мне…

– Мама, не обижайся. Я, наверное, уйду.

– Наверное или уйдешь?

– Уйду.

– Значит, в свободное плавание?

Роза не ответила, перевернулась на живот и уткнулась матери в колени. Полежала минуту, снова перевернулась и, как в детстве, закрыла лицо ладонями. «Смущается», – подумала Петрова и потрепала ее по белокурым волосам. Люся была не права: дочь не смущалась, дочь была отчаянно счастлива, отчего на ее восковой коже проступили пунцовые пятна.

Три дня тайком от Жебета сообщницы собирали вещи. Большую часть Роза отбраковала, мотивируя тем, что в новой жизни им не место.

– А что я буду с ними делать?

– Выкини, – без сожаления советовала Роза.

– Рука не поднимается, – посетовала Петрова.

– Ну не выкидывай тогда, пусть висят, где висели.

В результате дочернее приданое свободно разместилось в двух спортивных сумках, из соображений конспирации засунутых под пустовавшую Светкину кровать.

Накануне отъезда Люся поинтересовалась у самовольно вышедшей замуж:

– Ты отцу сказала?

– Нет.

– Почему? Это нечестно. Он любит тебя. Это его ранит.

– Скажи сама?

– Ну уж нет! Я не для того с твоим отцом разводилась, чтобы потом готовить его к твоему бегству.

Поговорить с Павликом Роза так и не решилась. Она написала ему записку, после прочтения которой Жебет пришел в ярость и обвинил Петрову в пособничестве безнравственности.

– Кто он? – наскакивал покинутый отец на бывшую супругу. – Ты его знаешь?

– Знаю, – подтверждала Люся.

– Наверное, мерзавец, – переходил на картавый клекот Жебет.

– Нет, вполне достойный человек, – отстаивала дочерний выбор Петрова.

– Достойный человек, – Павлик надувал щеки, – не стал бы этого делать тайком.

– Он и не делал этого тайком.

– Значит, ты обо всем знала?

– Да.

– И ты позволила? Это безответственно.

Полной безответственностью на самом деле стала Люсина нерасторопность: из-за домашних катаклизмов она сбилась со счета, потеряла две, а может, и три недели. За помощью Петрова обратилась к своей сокурснице и подруге Соне Левиной, к этому моменту – заведующей одной из женских консультаций Одессы.

– Ну, ты даешь! – пробасила Соня, и усы над ее верхней губой, во всяком случае, так показалось Люсе, шевельнулись. – Срок-то критический.

– И что мне делать? – растерянно уточнила Петрова.

– Может, родишь?

– Сонь, я уже бабушка. У меня внучка есть. Какое «родишь»!

– Чем ты думала, Петрова? – покачала головой Соня.

– Так вышло. В общем, не тяни: или да, или нет.

– Люсь, ты вообще понимаешь, что это криминал? А если с тобой что-нибудь случится?

– Я не буду предъявлять претензий.