Некое подобие просвета наступило, когда неожиданно протрезвевший Володя Косоротов увидел ангела. Звали это почти двухметровое создание Оля, у нее были раскосые глаза и клетчатая в пол юбка. Ангел с завыванием декламировал стихи поэтов Серебряного века и на каждый взмах крыла топал кооперативной туфелькой сорокового размера.
Оля заканчивала филологический факультет местного пединститута и очень хотела замуж. В поисках мужа ходила в походы и пела у костра «Изгиб гитары желтой…». Жизнь в палатках ей казалась романтичной и физиологически правильной, но студенты старших курсов факультета физвоспитания руку и сердце предлагать не торопились. Время шло, а семья никак не возникала. В перспективе Оле грозило распределение в деревню. Но до деревни она так не доехала, потому что встретила Его, то есть Володю. От Него нередко попахивало спиртным, но ангела это не смущало. Наоборот, крылья за спиной приобретали особую пушистость, а сердце билось в унисон гитарным аккордам.
– Гений, – нежно называла Оля того, с кем собиралась провести остаток дней.
– Я не гений, я алкоголик, – в перерывах между поцелуями возражал Володя.
– Я спасу тебя, – со слезами на глазах обещала Оля.
– Меня никто не спасет, – обреченно изрекал страдалец.
– Неправда, я в тебя верю. Ты талантлив. Ты красив. Ты благороден, – не скупился на похвалы ангел.
И Володя поверил: сбрил бороду и позвал ангела в жены. Ни смотрин, ни рукобитья, ни свадьбы не было. Зато сразу началась страстная семейная жизнь в отдельной комнате квартиры Косоротовых.
Ночами все бодрствовали: молодые – по вполне понятной причине, а Зинаида Васильевна утратила сон, потому что подслушивала под дверью.
– Проститутка, – так мама Володи Косоротова называла ангела. – Нет, не проститутка. Блядь.
Но сыну сказать об этом пока не отваживалась, догадываясь, что если бы не Оля, период долгосрочной трезвости мог и не наступить. Зато в беседах с соседками не стеснялась, тратя на подбор эпитетов к Олиному имени все свои моральные и физические силы. Причем необходимо отметить, что из уст бывшего члена партии и председателя женсовета звучали они достаточно органично.
Васильевна так увлеклась процессом, что не заметила перемен, произошедших в ангеле, приземлившемся в их квартире. А между тем стройная фигура двухметрового небесного создания как-то локально округлилась как раз напротив того места, где, по обыкновению, у ангелов прикрепляются крылья. Он перестал парить, а все больше волочил отекшие ноги по косоротовскому коридору.
Володе это нравилось, так как гарантировало, что теперь ангел не взлетит, а поселится в его квартире навечно. Беременность младшей Косоротовой протекала тяжело, и дом по ночам бодрствовать перестал: гулко храпела Зинаида Васильевна, проваливался в тяжелый сон измученный дневным трудом спортсмен-стихоплет, и только ангел по имени Оля влажно вздыхал и гладил свой впечатляющий живот.
Ночные бдения беременной женщины сменялись крепким утренним сном до обеда, чему старшая Косоротова была несказанно рада. Теперь каждое утро Володя принадлежал матери безраздельно:
– Умылся?
– Доброе утро.
– Садись завтракать.
– Спасибо. А Ольге что-нибудь останется?
– Не маленькая твоя Ольга, сама приготовит.
– Она плохо себя чувствует.
– Пусть меньше спит. Беременность – это не болезнь. Вот я, пока тобой беременная ходила, как конь бегала. С работы – домой, из дома – в партком. Даже на картошку ездила. Правда, я с другими мужиками-то не путалась. Тебя берегла.
– Она тоже не путается.
– Это ты так думаешь.
– Я не думаю, я знаю.
– Что ты знаешь? Ну что ты знаешь?! Ты – на работу, она – из дома. Возвращается – ее провожают. У тебя ночная смена – к ней гости. Прошлый раз бородатый с гитарой позже всех ушел.
– Я знаю его.
– А я его не знаю. Ни его, никого не знаю.
– Мама, прекрати.
– Я тебя предупредила. А ты как хочешь…
Володя после этого разговора завтракать дома перестал. И перестал разговаривать с матерью до того момента, пока в телефонной трубке не услышал голос ночной роддомовской сестры: «Косоротова? Девочка». Все очень просто – девять месяцев уместились в два предложения, каждое – по слову. Не выдержав напряжения, Володя сел на пол в коридоре и, по-бабьи всхлипывая, заплакал.
Выползшая из своей комнаты на странный звук Зинаида Васильевна Косоротова мгновенно оценила ситуацию и сухо поинтересовалась:
– Родила, что ли?
Сын всхлипнул еще громче, но не ответил.
– Кого?
– Девочку.
– Так и знала – какая страшная твоя Ольга ходила.
Косоротов сжал кулаки, потом разжал. Сжал виски обеими руками, поднял глаза на мать и медленно, растягивая слова, хрипло произнес:
– Ты охуе-е-ела, что ли?
Зинаида не проронила в ответ ни слова, молча повернулась и ушла в кухню. Хлопнула дверь холодильника, звякнуло стекло, зажурчала вода, аппетитно запахло и забулькало яичницей.
– Иди сюда.
Сын по-прежнему сидел в коридоре, тупо уставившись в одну точку.
– Глухой? Иди сюда.