– Очень жаль – книжки передайте.
Петрова явно была разочарована. Еще пять минут назад она представляла себе Володино счастье и радовалась причастности к нему. Ожидания не оправдались.
– Так неловко, – демонстрировала дипломатические уловки Косоротова. – Может, чаю выпьете?
Не в Люсиной привычке было отказываться от жизненных благ, и она согласилась. Это был просчет Зинаиды Васильевны – не сумела отойти от традиционного сценария. Теперь все зависело от того, насколько крепок сон младенца.
Пользуясь моментом («Руки не хотите ли помыть, Людмила Сергеевна?»), Косоротова попыталась замести следы на случай, если Володя проснется: мол, с соседкой на кухне чай пили. Зинаида просто взяла Люсины туфли и заперла их в шкаф.
С чаепитиями в многострадальном доме всегда было неблагополучно – так и на этот раз. Невзирая на плотно закрытую дверь, Петрова почувствовала, что в квартире небезопасно. Это она определяла безошибочно, по-детски точно и чутко.
– Володя проснулся?
– Это вам показалось.
– Зинаида Васильевна, вы мне врете! Я чувствую. Он пьян?
– Что вы, Людмила Сергеевна, – не успела договорить Косоротова, как в кухню ввалилось то, что заочно было причислено к поэтическим гениям и чьи книги стопкой стояли в прихожей.
Петрова побледнела. Косоротова вскочила, но тут же уселась под властным сыновним взглядом:
– Чай пьете? – рыгнув, с пристрастием спросил Володя.
– Уже не пьем, – ответила бедная Люся.
– Чего так? Не с чем, что ли?
– Ну почему же не с чем? Просто пора, – тихо проговорила Петрова. – Пропусти меня, пожалуйста.
– А обмыть? – рвался в бой бывший спортсмен.
Люся с укоризной посмотрела в глаза дурно пахнувшему двухметровому поэту:
– Это без меня…
– Ну, проходи, – посторонился Косоротов, но, как только Петрова приблизилась к двери, резко качнулся и загородил собой весь проем.
– Пропусти меня…
– А я и не держу…
– Тогда пропусти…
Тихий голос, прямой взгляд, сползающие по влажной переносице очки – все то, что Володя воспевал в своих бесталанных стихах, вдруг стало причиной необузданного гнева.
– Сынок, – затрепетала Зинаида Васильевна. – Пропусти Людмилу Сергеевну.
– Я сказал: не держу! – зарычал Косоротов и качнулся уже в сторону матери.
Оценив ситуацию, как когда-то в детстве, Люся юркнула в проем и бросилась к выходу. Судорожно пытаясь нащупать ногами туфли, в темноте стянула с вешалки куртку.
Туфель не было. В прихожей обуви не было вообще. Сообразив, что Зинаида туфли убрала специально, пытаясь скрыть от Володи, что она в доме, Петрова с легкостью подбежала к двери прямо босиком, но выскочить не успела. Косоротов схватил ее за рукав и стал тянуть обратно в квартиру. Сражение в дверях обещало быть недолгим: перевес явно находился на стороне пьяного спортсмена.
«Бог с ним, без туфель, значит, и без куртки», – вовремя сориентировалась Люся и выскользнула из рукавов.
Утративший сопротивление Косоротов резко качнулся, потерял равновесие и опрокинулся через невысокие перила второго этажа прямо в лестничный проем. Петрова обмерла, заглянула вниз, отметила, что в одной из бетонных ступеней торчит штырь, направленный прямо в прогал, не увидела на нем кусков одежды и попыталась разглядеть лежавшее внизу тело. Тело шевелилось. Гора издавала какие-то звуки и кровью, как показывают в кино, не сочилась.
– Зинаида Васильевна! – звонко крикнула она. – Вызывайте «Скорую»! – и побежала вниз по ступенькам.