Охота

– Вы все пропали из виду. Я подумала, надо бы вернуться к машинам, но сбилась немного с пути. И тут они погнались за мной. – Она съежилась, словно пытаясь спрятаться внутрь халата. – Это было ужасно, Грир. Как в страшном сне. Выскочили из темноты, двадцать, тридцать псов, надсадно лая. Я кинулась бежать.

Дрожь била ее.

– Бежала и вспоминала Актеона.

– Актеона?

– Помнишь, вчера, на латыни.

Неужели только вчера? Последнее утро в СВАШ отодвинулось куда-то далеко в прошлое.

– Помнишь? Актеон увидел богиню Диану обнаженной, и в наказание пятьдесят псов растерзали его на кусочки.

– Помню, – тихо ответила я.

– Я думала, то же самое случится и со мной, Грир. Я пыталась уйти от них, выбирала места, куда им прохода нет, бежала через густые заросли, через ручьи, но они всюду меня снова находили. Если б я не спряталась в той пещере…

Она смолкла и опустила взгляд на руки, и я увидела, что ее прекрасные ногти, эти белые полумесяцы, все поломаны, грязь въелась под них, не отмыть. Как ни странно, именно при виде этих ногтей, а не от всего того, что рассказывала мне Шанель, к глазам вдруг подступили слезы. Она конечно же ободрала ногти, когда в отчаянии заползала поглубже в пещеру. Но все то, что Шанель напридумывала себе, не могло же быть правдой?

Она вновь заговорила, понизив голос:

– Когда папа изобрел смартфон «Сарос», мы разбогатели чуть ли не в один день. К тому времени, как вышла модель «семь-эс», я стала слишком богата для старой своей школы, прежние друзья не хотели со мной водиться. Считали меня зазнайкой. Папа и мама решили, что мне будет лучше в СВАШ. Папа сказал, теперь мы принадлежим к этому кругу. Но из этого ничего не вышло. Со мной весь семестр никто не разговаривал.

Настал мой черед уставиться на собственные руки. Если бы я знала, что Шанель приходится не лучше моего, я бы приложила больше усилий и постаралась с ней подружиться.

– И когда я получила приглашение, я была так счастлива! Я думала, значит, все удалось, это прорыв! Я купила себе полностью нужную одежду, все-все купила, я тренировалась, как держаться, как говорить, изучала манеры и этикет, какой вилкой что едят, всю эту чушь. Но если я там не вписываюсь и тут не вписываюсь, где же мое место? Или меня сюда зазвали как дичь, чтобы охотиться на меня? Вот я что такое для них – добыча?

Когда она из кожи вон не лезла, изображая аристократический прононс, у нее появлялся милый и уютный чеширский акцент. Вот только слова ее были – безумие в чистом виде.

– Ты рехнулась, – мягко остановила я ее. – Как мартовский заяц. Воображение разыгралось. Послушай, если честно, ты же всегда боялась собак, верно?

Я припомнила, как настороженно она вела себя около машин, перед началом охоты, как уворачивалась от размашисто вилявших хвостов.

– Да, – призналась она. – Я их не очень-то люблю и с утра их побаивалась.

– Ну вот видишь! Все просто: когда они затравили оленя, псам нечем было больше заняться, и тут они почуяли твой запах и погнались за тобой. Конечно, ты напугалась, но для них это была просто игра.

– И для Средневековцев! – с горечью подхватила Шанель. – Они спланировали это. Я точно знаю. Охота на оленя была только для разогрева. Как они выглядели, когда отправились искать меня?

По правде говоря, всерьез беспокоился только Шафин, но, выслушав монолог Шанель, эту нелепую паранойю, будто за ней охотились умышленно, я не собиралась еще более расшатывать ее разум, намекая, будто Средневековцы ей вовсе не такие уж друзья. Поэтому я ограничилась полуправдой:

– Все очень старались тебя найти. В поисках участвовали все они. К тому же собак-то отвлек Генри.

– Я не про Генри. Генри нормальный. – Снова я расслышала теплую нотку в ее голосе. – Но остальные!

Я похлопала по голубой с золотом простыне:

– Тебе просто надо выспаться.

Она жалобно поглядела на меня покрасневшими глазами:

– Побудешь со мной? Пока я засну?

Я умоталась насмерть и все же кивнула в ответ:

– Конечно. А с утра все будет хорошо. Ты сама поймешь, все, что было сегодня, – это несчастный случай, не более.

Я попыталась взять ее руку с ободранными ногтями. Пальцы были сжаты в тугой маленький кулачок. Улыбаясь, пытаясь обратить все в шутку, я стала разжимать один палец за другим, надеясь, что Шанель наконец расслабится и позволит мне подержать ее за руку по-нормальному.

В потной ладошке что-то лежало.

Несколько мелких штучек.

Я полностью раскрыла ее ладонь и присмотрелась. Длинные, светлые семена.

– Что это такое?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Лежали в кармане куртки у Генри. Когда я спряталась в пещере, я пошарила по карманам, нет ли чего, какого-нибудь угощения, чтобы швырнуть собакам и отвлечь их. Но там были только эти семена.

Я присмотрелась внимательнее – немножко крупнее рисинок, с маленькими надсечками по всей длине. Почем мне знать, может, в сельской местности люди всегда носят при себе что-то в этом роде, какие-нибудь семена травы.

– Теперь-то они тебе ни к чему.

Я сняла их с ее ладони, одно семечко за другим, и кинула их в маленькую эмалированную вазу, похожую на китайскую, что стояла на тумбочке у кровати.