Его тело коснулось моего, и меня словно молнией пронзило желание, от чего я почти перестала дышать.
Он, зарычав, губами коснулся моего уха, и прикусил его, отчего у меня по телу прошла дрожь.
— Не могу перестать думать о тебе.
Он проделывал чертовски хорошую работу, заставляя меня тоже думать о нем.
— У нас есть проблемы, с которыми нам надо разобраться.
— Например?
— Биомедицинский заговор?
— А. Это.
Он развернул нас, прислоняя меня к столу, прижимаясь ко мне бедрами. А затем его губы прижались к моим, его тело было горячим, твердым и готовым, а поцелуи требовательными.
— Я снова хочу тебя, — пробормотал он. — У меня много планов на этот счет. Потому что, если мы не можем получать удовольствие и жить, за что нам тогда еще бороться?
Я не нашла ни единого аргумента, чтобы это оспорить.
— Не хочешь рассказать мне, где ты пропадала сегодня утром? — спросил он, когда мы шли к дому Мозеса.
— Тебе не понравится.
Он сжал зубы.
— А ты попробуй, — сказал он минуту спустя, по его тону я поняла, что ему это точно не понравится.
— Я ходила повидать свою мать.
Я была права. Он дернул челюстью, и все его тело напряглось.
— В ее дом, — добавила я.
— Как ты…? Мозес, — произнес он, отвечая на свой же вопрос. — Ты достала ее адрес у Мозеса.
— Он оказал мне услугу.
— Это было… безрассудно, — сказал он наконец.
— Тебе это было обо мне известно.
Он говорил мне это множество раз. Он не любил волноваться, но я была очень даже уверена, что трусость для него была хуже, чем «безрассудство», к какому бы типу храбрости он его ни относил.
— Я надеялся, что это прошло.
— В то время, как я живу одна на заправке, полной нелегальных магических предметов, нахожусь в розыске за вознаграждение Сдерживающих и общаюсь с нелегалами, обладающими магией, ты надеялся, что я стану менее безрассудной.
Он какое-то время молчал.
— Хороший аргумент. И что же тебе удалось найти?
Его голос смягчился жалостью, отчего мне захотелось свернуться в клубочек.
— Я нашла ее. Она сидела за столом, ела завтрак. Она была одна в огромном доме, без единой картины на стенах, и так во всем.
Он потянулся, взял меня за руку и сжал ее.
— В ее жизни нет места для меня. Может, никогда и не было. Может, и для моего отца тоже.
— Это очень похоже на то, что она сказала тебе у здания.
— Знаю. Может, я думала, что она врет. Или, может, я хотела в этом убедиться сама. Кто она такая, почему она сделала то, что сделала. Может, я думала, что если увижу ее, то смогу понять лучше. Она моя
— Ты хочешь узнать больше?
— Не знаю. Я не надеялась, что попаду в сказку. Но и не ожидала того, что мне станет ее жаль. Я ходила туда не только для себя, — сказала я, меняя тему. — Я надеялась, что смогу увидеть что-нибудь полезное.
— Безрассудство, — снова произнес он, когда мы дошли до дома Мозеса. — И что же тебе удалось найти?
Я почти ответила, но почувствовала какой-то легкий запах. Запах чего-то вкусного.
Я оглянулась на дорогу. У тротуара была припаркована машина Дарби.
— Завтрак, — сказала я. — Мне удалось найти завтрак.
Технически это был второй завтрак. Но я заработала его ввиду утренних упражнений. И, похоже, он того стоил.
Дарби стояла по центру комнаты в светло-зеленом приталенном платье, ее черные волосы блестели. И она держала серебристый поднос печенья с шоколадной крошкой. Настоящего шоколадного печенья. Не полуфабрикатов. Не порошкового печенья или чего-то без молока и глютена.
— Как ты умудрилась их испечь в зоне боевых действий? — спросила я ее, указывая на поднос.
— Практика и усердие, — ответила она с улыбкой. — Ну и мы в лаборатории работаем кое над чем, что позволяет нам иметь бесперебойное питание.
— Если каждый раз здесь будут так кормить, я переезжаю сюда, — сказал Гэвин с печеньем в каждой руке. — Я появляюсь здесь довольно часто. — Он оглядел нас. — Это совпадение, что вы двое прибыли сюда одновременно?
Лиам не поддался на провокацию, он просто смотрел на брата.
— Чертовски вовремя, — пробормотал Гэвин, откусывая печенье. — Но не обращайте на меня внимание.
Лиам взял два печенья и протянул одно мне.
— Спасибо, Дарби.
— Пожалуйста.
Она протянула поднос Мозесу, но он скривил губы.
— Отвратительно.
Малахи взял одно, попробовав небольшой кусочек. Его глаза загорелись, как у ребенка на Рождество. Без слов он откусил еще раз. А затем еще раз. Я не была уверена, что он уделял внимание человеческой еде, но, похоже, печенье Дарби могло поменять его отношение. И по уважительной причине — оно было восхитительно.
— Черт, — произнес Лиам, откусывая. — Это невероятно.