Охота

Удивление почти сменилось возмущением, но, не пытаясь анализировать свои эмоции, он лишь смутно чувствовал, что здесь что-то не в порядке, что в этом кроется большая, хотя и неуловимая, не поддающаяся определению несправедливость. Ему было девятнадцать лет, и, глядя на белые силуэты полицейских в длинных плащах – как, дирижируя движением, они то и дело исчезают среди автомобилей – и на толпы, колышущиеся перед огромными витринами торгового дома, он внезапно осознал – окончательно, и это его огорчило, – что этот круговорот не остановится и впредь, когда…

Он закрыл глаза, и улица исчезла. Открыл их – вот же она! Хотелось с досады топнуть по тротуарной плитке – сделать хоть что-то, что отменило бы эту неизбежность, эту истину.

Конечно, все произошло случайно. В конце концов, наверное, каждый когда-то задумывается об этом впервые. С ним это произошло сейчас. Разумеется, он и раньше не думал, что яркие витрины, красивые женщины, автомобили, огромные сооружения из бетона и алюминия существуют для него одного, что мир строится вокруг него – ведь он не был ребенком.

Ему было девятнадцать лет, и ел он последний раз пять часов назад. Он вынул руку из кармана джинсов, убедившись при этом, что камешек не выпадет, и ощупал верхний маленький кармашек, твердый от монет.

Шагнув сквозь стену теплого воздуха, он вошел в торговый центр – странное явление: с горбом – тяжелым рюкзаком, но толпу ничем не удивить. Столь же незамеченным он мог бы войти, наверное, и на руках. Протиснулся – между прилавками, заваленными стопками белья, через овальный проход в стеклянной стене – к бару самообслуживания. Направившись в проход между барьером и стойкой, с которой люди накладывали на подносы еду, он почувствовал рывок – рюкзак за что-то зацепился, так как оказался слишком широким. Попятился, положил рюкзак под вешалку. Взял тарелку горохового супа с колбасой и сел за свободный столик, придвинув к себе корзинку с хлебом. Хлеб – бесплатно.

Блондинка в голубом свитере без рукавов (его взгляд – он не переставал жевать – скользнул трижды: ноги, лицо, руки; на руках задержался чуть дольше), осторожно несущая тарелку (ризотто – дешевка), замедлила шаг, выискивая подходящее место. Он откусил почти половину ломтя и, старательно запивая супом, еще раз глянул вверх. Она была красива.

Казалось, девушка сядет за его стол, но в последний момент освободилось место у стены. Когда проходила мимо, для завершения осмотра он слегка наклонил голову – ее ступня с розовой пяткой в белой туфле мелькнула между ножками стульев.

Он снова посмотрел на тарелку.

Здесь было очень много людей, некоторых завсегдатаев он знал в лицо. Кто-то остановился рядом с его столиком, так близко, что ему пришлось бы задрать голову, чтобы увидеть, кто. Этого он делать не собирался. Если чужак хочет получить разрешение присесть, так пусть и скажет. Мужчина – видно по брюкам: на одной ноге двойная складка после глажки, приличная обувь, слипперы – стоял неподвижно.

«Ищет что-то?» – подумал он. Инстинктивно начал жевать быстрее. Неизвестно, чем это обернется, а гороховый суп вкусный. Он проглотил последний кусок колбасы, хотя намеревался насладиться им под конец, и поджал ногу под стулом.

Он не чувствовал запаха водки, впрочем, было еще рано – мужчина не опирался о стол и не пошатывался, а значит, пьян не был. Теперь уже казалось странным, что этот человек стоял, не двигаясь. Краем глаза поискал его правую руку. Спрятана в кармане. Карман выглядел пустым. Что за кретин!

Внезапно мужчина опустил другую, левую, руку ему на плечо. «Однако!» – пронеслось у него в голове. Отодвинув стул, чтобы не задеть стол, не расплескать недоеденный суп, он поднялся во весь рост. А рост был его преимуществом – длинные руки, и вряд ли кому-то придет в голову лезть на рожон, задираясь с таким верзилой… и затем вздохнул, расслабил мышцы, сглотнул и сел, а Том – потому что это был Том с его дурацкими шуточками – уселся напротив, смеясь.

– Битый час стою, а ты – ноль эмоций. Когда приехал?

– Только что. Я прямо с вокзала.

– Голодал небось? Да оставь ты эту горбушку! Погоди, вот возьму что-нибудь теплое.

Том подошел к стойке, прошел вдоль нее, скользя между посетителями, вернулся, на подносе были сосиски, салат, два стакана с апельсиновым соком. Поставил один сок перед ним. Он поблагодарил Тома поклоном. Задумался, стоит ли вытереть дно тарелки мякишем. На любой турбазе он так бы и сделал.

Отодвинул свою тарелку. Том сосиски почти глотал – только и хрустели на зубах. Потянул сок через соломинку, она оказалась бракованной, сходил за другой.

– Почему молчишь? – спросил Том. Он был бледен. Да и все здесь такие. Он один загорел что медяшка, на руках особенно видно. Волосы на предплечьях стали совсем белыми.

– А что говорить? Бродил.

Ему не хотелось здесь, над тарелками, в толпе незнакомцев рассказывать о горах. Впрочем, что такого он мог рассказать?

– Покурим? Только выйдем, здесь нельзя.

– Хорошо. Вот заброшу рюкзак в хату.

– Зачем? Оставь у меня.

– Гм. Слушай, – он наклонился через стол, – там за моей спиной у стены сидит одна детка…