Охота

– Значит, там – следы этих людей? Эээ, Том! Зачем же их забирать босыми? Ну, это тебе не объяснить! Те следы все были от босых ног, ты же знаешь.

– Конечно, знаю. Но это не были их следы. Это вообще не были чьи-то следы.

– А йети?

– Нет никакого йети.

– Как так? Я сам видел фотографии в газете.

– Мы мало что знаем о летающих тарелках, но кое-что все же известно. Они могут приземляться вертикально, слышал об этом?

– Наверное, могут.

– А если бы ты хотел приземлиться где-нибудь на вертолете, то есть вертикально, но так, чтобы шасси не оставило следов, что бы ты сделал?

– Приземлился бы там, где твердый грунт, на скале или где-то еще.

– А если бы хотел быть уверен, что даже если грунт недостаточно твердый, то все равно не останется следов, как бы ты это сделал?

– Не знаю как.

– На шасси вместо колес установил бы ноги.

– Ноги?

– Ну, то есть такие лапы, заканчивающиеся слепком человеческой ноги. Эти следы на снегу были очень глубокими, потому что там давил большой груз! И они были гораздо крупнее обычной человеческой ноги, ведь чем больше площадь поверхности, тем лучше распределяется вес.

– То есть ты говоришь, что у этих летающих тарелок вместо шасси человеческие ноги?

– Искусственные, разумеется, металлические.

– Допустим. И все эти люди, которых нужно эвакуировать, летят в Гималаи? Том! Что ты говоришь! Ведь такие путешествия каждый бы заметил.

– С чего ты взял! В Гималаях были тоже… бывают там… но они могут приземлиться, где угодно – если увидишь утром на лугу следы от пары босых ног, что ты подумаешь? Что кто-то с фермы бегал босиком, и ничего более, так ведь? Но следы босых ног на больших высотах, на снегу, в горах – это вызвало интерес. Они просто не подумали об этом или рассчитывали, что там эти следы никто не заметит.

– Да, что-то в этом, того… Только – если все эти люди не знают, откуда они, то зачем как дураки прутся в тарелку? И как они узнают, что она приземлилась? Ну и все-таки, почему они должны их отсюда забирать? Почему это так важно?

– Ты задал мне пару очень сложных вопросов. Всего я не знаю. Видишь ли, они, может, им и не нужны. Может, эти люди им здесь только мешают, и поэтому…

– Как же мешают, если должны были сделать для них всю работу? Взбунтовались, что ли?

– Нет. Но они были предназначены для того, чтобы занять должности руководителей, для управления, однако высоко удалось подняться только единицам, а все остальные, те, кому это не удалось, устраивают различные авантюры, беспорядки, ну, знаешь, все то, что говорят о сегодняшней молодежи, что она, мол, сумасшедшая, любит драки – а это как раз-таки и есть эти самые присланные, это все заложено в их природе.

– Прекрасная картина – так, может быть, и мы тоже, я и ты?

– Я думал об этом. Хочешь, чтобы все провалилось к чертям?

– Нет.

– Я тоже. Вот тебе и доказательство.

– Это доказательство? Допустим… И они, говоришь, забирают этих…

– Да. Как их собирают в одном месте, понятия не имею. Может, какими-нибудь сигналами.

– Знаешь, Том, не сердись, но картинка как-то не складывается – это как получить огонь изо льда.

– Знаю. Ну а посмотри, что происходит с атомами. Помнишь, как в прошлом году полиция как сумасшедшая носилась по молочным фермам со счетчиками Гейгера, потому что на рынок попала партия молока от коров, нажравшихся какой-то чертовой радиоактивной травы?

– Помню. Ну так что?

– Между тем есть ученые, которые говорят, что радиоактивность не очень-то и вредна, что этого очень мало, что можно продолжать и вообще все – лучше не бывает.

– Ну и?

– Это как раз их люди. Они в это действительно верят. Так у них настроено в голове – теми. Дорогой мой, думаешь, разве нельзя договориться относительно этих бомб? Раз уж знаешь, что если договоришься, то будешь жить, а если не договоришься, то будешь в земле траву снизу пересчитывать, то что – договоришься или нет?

– Я бы договорился.

– Вот видишь. Каждый человек так думает, потому что какие удовольствия у покойника? Каждый ребенок знает, что если так дальше продолжится, то война неизбежна – а генералы не знают? Они одни не знают? Вот я и говорю – это не нормальные люди.

– Допустим… и что мы можем сделать?

– Ничего. Ясное дело, что ничего. Начни я об этом трепаться направо и налево, меня упекли бы в психушку. Знаешь, я тебе первому говорю об этом.

– Ладно, Том. Только – если никому ничего не говорить и ничего не делать, то в конце концов не все ли равно, что ты об этом думаешь: полетят ли эти атомные бомбы как раньше летели обычные или благодаря этим тарелкам, йети и прочему?

– Мне не все равно, Мат, и знаешь почему?

– Потому что ты об этом догадался.

– Вовсе нет. Потому что, зная это, я буду спокоен и смогу смотреть на людей как на людей, а не как на сумасшедших ублюдков. Теперь понимаешь?

Какое-то время никто из них не произносил ни слова. Мат встал первым. Выпрямился. Достал из кармана маленький осколок скалы, подбросил его на ладони, спрятал обратно и сказал:

– Видишь те облака? Пошли. Будет гроза.

Действительно – очень далеко, за горизонтом, гремело.

Вторжение с Альдебарана [4]