Охота

Насколько бы посредственной журналисткой ни являлась Эмма Пратт, женщиной она была чувственной. Как молодая девушка могла не влюбиться в того, кто творит добро? Поступки Джека говорили о нем больше, чем пугающий рост и склад тела, больше уродливой физиономии, напоминающей разбитое зеркало, в которое бросили камень, и тот тонет, словно во льдах, распуская трещины паутиной во все стороны. Слава Джека делала его лицо не хуже остальных, а тело великодушным и могущественным. Газетные заголовки ждали его на своих страницах. В провинциальном городке только и говорили, что о молоке «Parker’s», о человеке, помогающем бедным детям. Как же они ошибались…

– Ты права, Эмма. Молоко… Как же! Я помогаю этим детям. И только я! – Джек остановился, осклабившись, и продолжил ровным тоном: Господин Паркер отправил новую партию целебного молока в приют… Дети пишут ему каждое Рождество… Он их крестный отец…

Только сейчас Эмма увидела истинное лицо Джека Паркера. Изуродованная, изрезанная кожа, словно пыльный холщовый мешок, заштопанный бесчисленное количество раз. Огромные поры, как кратеры горячих источников, извергали столбы кипящего пара, стоило великану выйти из себя. Искривленный нос, на который когда-то наступили, редкие, мелкие черные волосы на голове. Настоящий урод.

Его нескладные конечности качались как вареные макаронины, с какими, казалось, он не всегда совладал. Ладони с почерневшими ногтями захлопывались пастью венериной мухоловки; длинные, пугающе длинные кости, обросшие слоем мышц, и сутулая походка опускали высшую точку развития эволюции на ступень ниже, к приматам. Джек был не больше обезьяны, возомнившей о том, что может управлять чем-то большим, чем палкой, чтобы достать из улья лакомство.

– Бедные создания… Бюджетные деньги делятся по карманам чиновников, ремонт в здании приюта делали в прошлом веке. Дети спят в бывшем коровнике, единственном уцелевшем корпусе. Вот только там очень холодно. Высокие потолки, крысы. Детям досталось то же, что и скотине. Ты не имеешь права говорить, что воспитывалась в приюте, ясно? Ты ничего не знаешь о той жизни.

– Пожа… Пожалуйста, – молила девушка.

– Нет, Эмма. Дети с такой судьбой, как твоя, не должны скулить о пощаде. А вот те, кого кусают голодные крысы на нижней койке, кто учится спать с открытыми глазами во время уроков, могут просить. Умолять они не станут, уж поверь. Они привыкли выживать.

Джек замолчал, разглядывая девушку на дне подвала. Он испытывал редкую брезгливость при виде ее. Будь в Эмме чуть больше энергии, она бы ответила ему тем же. Огромный человек видел перед собой грязное, лживое создание.

– А ты, Эмма? Что скажешь, умеешь ли ты выживать? Кто, по-твоему, достоин жизни: жалкий ребенок из приюта, никогда не видевший матери, или Эмма Пратт, журналистка, мечтающая забыть о той дыре, что причиняло ей одни лишь страдания с самого детства? Расскажи, каково это, когда родная мать продает тебя за щепотку порошка?

На губах зверя показалось подобие улыбки. Кривое отражение души.

Эмма упала на пол и услышала собственный голос. Он резонировал от стен и повторялся несколько раз, прежде чем потухнуть в могиле. Ему ничего не мешало, он был свободен. Ледяная струя перестала бить в обездвиженное тело. По коже прокатилась волна тепла. Глоток свежего воздуха. Глоток, который может стать последним.

Металлический звук ударил рядом с ухом Эммы, пробежав по всему телу словно круги на воде от упавшего камня. Не больно. Она перестала чувствовать боль? Значит ей осталось совсем немного.

– Молоко «Parker’s» – это иллюзия, – голос Джека резал отточенными штрихами, словно разделывая тушу добычи. – Я давно воплощаю в жизнь то, что считаю истинной заботой о человечестве. Крысы плодят крыс, этим все сказано. Дети со сломанной судьбой не имеют внутри ничего, кроме жажды справедливости и мести. Никто не научил их жить в мире за стенами приюта, а значит, как только дети достигнут совершеннолетия, они будут повторять свою судьбу снова и снова. Они будут рожать себе подобных. В каком-то смысле мое молоко действительно целебное. Оно избавляет от страданий будущие поколения, разрывает этот порочный круг.

Великан втянул прохладный воздух подвала, наполнив цистерны легких. Волнение перед тем, как он поделится личной религией, заставило дрогнуть даже Джека Паркера.