– Музыка ценилась еще в древности. Ей приписывали целебные свойства, так Авиценна пытался лечить нервно-психические заболевания, а позже классическую музыку стали включать во время хирургических операций. Считается, что такое воздействие на органы, изнутри, помогает им восстанавливать утраченные функции, замедляет деление злокачественных клеток. «Свадебный марш» Мендельсона лечит цирроз печени, концерт для скрипки с оркестром ми-мажор Баха повышает потенцию, а рак отступает перед «Волшебной флейтой» Моцарта. Это кажется безумием, но на подобные исследования выделяются деньги, ученые с серьезным видом говорят, что у Баха были проблемы с эрекцией, именно этим объясняется высокий темп его музыки. Ничто его не возбуждало так, как ноты. Своего рода, музыкальный маньяк.
В третьей части симфонии «Юпитер» разворачивается дивный танец менуэт. Пафос галантных господ сочетается с дамской кокетливостью. Эстетика старой Европы за элегантной вуалью.
Музыка проникала под кожу, словно эмоции дождя, его свежесть и дерзость. Необузданная энергия, иглы воды, не позволяли остаться в стороне от буйства стихии.
– В 1993 году журнал «Nature» представил общественности эксперимент троих ученых, исследовавших влияние прослушивания музыки Моцарта на пространственное мышление
. Результаты удивили самих ученых, оказалось, что классическая музыка, пусть и ненадолго, всего на пятнадцать минут, повышает работу мозга. Результаты тестов на уровень интеллекта говорили сами за себя. Поразительно, правда? Так впервые заговорили о «эффекте Моцарта». Представить только, спустя тысячелетия человечество не нашло ответы на элементарные вопросы. Мы толком не знаем, как устроен собственный мозг, который настроен лишь на составление гипотез, философских размышлений о том, кто мы есть, и кто нами управляет. Стаду нужен пастух, иначе это тупая масса эгоистов.Струя из шланга окатила полуголое тело в углу подвала. Одежда промокла в считанные мгновения, обтянув упругую грудь. Сколько прошло времени? Катрин потеряла счет. Ни солнца, ни луны. Только музыка. Если бы не легкомысленное отношение к учебе в колледже, она бы узнала ее. Великолепная симфония.
Адреналин, впрыснутый в кровь ледяной водой, раскрыл глаза Катрин. Черные круги на месте глазниц, остатки косметики. Сальные волосы, смешанные с грязью, будто взбитые миксером. Раны по всему телу, разорванное вечернее платье вместо подушки. Страшное зрелище. В темноте девушке ничего не удавалось разглядеть. Наверху был тусклый искусственный свет, не дотягивающийся до подвала, в который провалилась Катрин. Тусклый свет в клеточку. Катрин упала на самое дно. Вокруг сплошной бетон, влажный, шершавый, с запахом земли и крови. Ее крови. Девушка пыталась взобраться по бетону к свету, пыталась вырыть тоннель, но ногти щелкнули, как сломавшаяся ветка под подошвой, и откололись от плоти.
– Ты слушаешь меня? Я вообще-то даю тебе урок музыки и биологии в один присест. Неблагодарная сука…
Катрин не могла издать ни единого звука. Мощная струя воды ударяла в лицо всякий раз, когда девушка начинала стонать. Катрин поднимала руки, давая понять, что ей плохо. Господи, как же ей плохо… Она вот-вот захлебнется, умрет от потери крови, от воспаления легких в сыром подвале – все сразу, не иначе. Но ему было плевать. Высокий силуэт заглушал всякую попытку жизни и в то же время не позволял потерять сознания. Настоящая пытка, ходьба по острию лезвия. Катрин нуждалась в горячей ванне и антибиотиках, а этот ублюдок в казни через повешение, чтобы шея сломалась не сразу, и он успел пожалеть о каждом чертовом поступке. Но этому не бывать.
– Какая же ты лживая шлюха, Эмма. Ты мне солгала. Ты писала о детском приюте, а не обо мне. О таких же брошенных и ничтожных душах, как твоя.
Спустив в подвал несчастную девушку, не ориентирующуюся в пространстве, Джек выпотрошил ее сумочку. «Эмма Пратт» – было написано рядом с фотографией молоденькой улыбающейся блондинки на водительском удостоверении. Двадцать три года. Пластиковая карточка прав как новая, получена совсем недавно. Мечты о лучшей жизни заставили Эмму сесть за руль. Мечты о том, что в большом городе, который примет ее в свои объятия, ставшая знаменитой, журналистка купит черный матовый «БМВ» – автомобиль эс-класса.
Сейчас же Эмма Пратт садилась за баранку лишь старенького фургончика Фреда – минивэна от «Фольксваген» шестидесятых годов прошлого века, символа движения хиппи. Она доехала до старой церкви и вышла из машины. Оставшуюся часть пути девушка шла пешком. На каблуках по щебню и песку. Эмма не хотела, чтобы Фред знал, куда она идет.
Громила прикоснулся к брови, заклеенной пластырями. Еще несколько миллиметров и ножка бокала наколола бы глаз, как шампур кусок баранины. Расколотая кость свистела в ушах, заглушая музыку, боль проходила по всему телу, подобно электрическому разряду. Ноги подкашивались, перед глазами вспыхивал яркий свет. Взрыв атомной бомбы.
– Ты могла лишить меня глаза!