Охота

Напротив стоял абориген, впервые увидевший современного человека. Держа в руках нож, он не знал, как с ним поступить. Бросить, ударить им или закричать, позвав на помощь. А может быть, покончить с этим? Вонзить лезвие себе в шею, чтобы насладиться трепетом хищника, питающегося свежей добычей, а не истекающей кровью падалью?

Не решаясь сдвинуться с места, подобие человека выдыхало разогретый от вспыхнувшего шанса воздух. Шанса на нечто большее, чем смерть в вонючей могиле.

Эмма была сильной, великан кормил ее вот уже целую неделю, чтобы воспользоваться представившимся шансом. Она видела, как нож прорежет кожу великана, как хлынет кровь. Джек, или Роберт, каким было его настоящее имя, сильнее юной девушки, но он не выстоит, если холодный металл ударит в живот. Эмма Пратт видела, что внутри этого существа. Кровь. Точно такая же, как у всех. А значит, его можно убить.

– Ну же. Не глупи, Эмм, – сказал Роберт Паркер.

Когда среди ночи с пятиметровой высоты упал нож и зазвенел рядом с матрасом, журналистка подпрыгнула. Наверху шевелились тени, слышались голоса, и Эмма узнала их. Великан резал металлическим голосом мальчика.

– Брось этот чертов нож!

Эмма не знала. Она не знала, как поступить, не знала о том, что может спасти от лап дикого зверя. Виной всему тьма, в которой она прибывала несколько недель. Тьма ослепила ее.

Брызги от упавшего лезвия прикоснулись к щиколоткам журналистки. Капли фекалий сползали по стенам подвала, образуя выступы и извилины, схожие с корой деревьев. Эмма Пратт привыкла к зловонному запаху, научилась засыпать, не думая о смерти. Будни не многим изменились. Девушка проводила дни все в той же дыре, что и последние двадцать лет, не было лишь надоедливой мамаши, но этому Эмма была даже рада.

Сейчас, когда в ее руке сжата власть длинной в двадцать сантиметров с зазубринами, девушка чувствовала себя аборигеном, отстаивающим свое право на землю. Именно так. Первым, что пришло на ум, оказалась свобода размером в пару квадратных метров, а не жизнь. Жизнь Эммы Пратт помещалась в могилу.

В конце концов, она выронила нож, не представляя, как с ним поступить. Эмма упала на колени и заплакала. Когда слезы сменились смехом, Роберт понял, что ждать больше нельзя. Журналистка не выдержит здесь ни дня, превратится в мешок с костями, станет ни на что не годной. Заложив лезвие за пояс, великан поднял журналистку и водрузил себе на плечо.

Роберт поднялся наверх, к перепуганным животным, кричащим в загонах о пропаже поросенка. Они не знали, что мальчик, поливающий их из шланга во время жары, тот мальчик, что был не многим больше пропавшего поросенка с завитком хвостика, вонзил ему нож прямо в горло. Никто бы не мог этого подумать.

– Этот день настал, Эмм, – говорил Роберт, поднимаясь по лестнице. – Уже совсем скоро перед тобой будет тот шанс, который я обещал. Я сдержу свое слово, Эмм.

Скоро все кончится, Эмм. Скоро…

Все вернулось на круги своя, ничто больше не разрушит мечты человека с большим сердцем. Пусть и наполненное дерьмом. Ничто не разрушит его планы. Все будет так, как он этого и хотел. С этими мыслями засыпал Роберт. Он знал, что ночь выдастся непростой, сон будет скрываться от него, бежать, заметая следы, пуская охотника по ложному следу. Но все обернется тем ветром, что разожжет пожар. Повсюду расставлены ловушки. Если понадобится, Роберт испепелит все вокруг.

Тени наверху растворились. Эмма укрылась в углу и плакала оттого, насколько жестокой была с ней судьба. Лепесток надежды блестел, а затем мерк во мраке.

Темнота не позволила журналистке разобрать ни буквы в послании, брошенном маленьким мальчиком. Она не прочитала узоры, отпечатавшиеся на обратной стороне листа от сильного нажима. Пальцы огрубели настолько, что не могли ухватиться за ниточку света.

Несмотря на то, что Эмма Пратт стала настоящим кротом, глаза даже днем не могли различить надпись, которая взмахнула бы ножом вместо Эммы.

НЕЛЬЗЯ НОЧЕВАТЬ В ДОМЕ, ПОРАНЬ СЕБЯ

Эмма не знала, сколько прошло времени. Она помнила ночь, упавшее лезвие, помнила ту силу, с какой сжимала деревянную ручку ножа, когда к ней спустился ее личный дьявол. А дальше – пустота. Черный экран.

Став земляным червем за время, проведенное в подвале, девушка подумала, что проснулась в раю. Было так ярко, что перед глазами появлялись черные круги. Голова хотела лопнуть от напряжения. Неужели это конец? Неужели она умерла?

Нет.

Осмотревшись, Эмма поняла, где находится. Загон, похожий на тот, в котором содержится скот. Сегодня скотом была журналистка. Озлобленным. Сильным. Нагим.

Раннее утро. За стеной, в кромешной тишине, слышались звуки природы. Пение птиц, шелест травы, стрекот насекомых. От свободы Эмму отделяли высокие деревянные стены со щелями и нечто, напоминающее ворота. Журналистка посмотрела на небо. Сколько она его не видела? Сколько времени провела в заточении?

Прохладный утренний воздух был куда приятнее нечистот, обволакивающих Эмму Пратт в могиле.