Охота

Журналистка прислушалась и поняла, что кроме звуков природы рядом с ней есть другая жизнь. Люди. Голоса.

Это были дети. Они о чем-то спорили, обзывали друг друга, срываясь на крик. Жизнь. Как же Эмма скучала по ней.

Журналистка прильнула к стене, за какой слышались голоса. Она буквально ощущала их вибрацию, слышала, как бьются чьи-то сердца, потому что свое, как казалось, остановилось во мраке подвала. Эмма гладила стену, разделяющую ее с теми ангелами, а затем начала бить кулаками, пытаясь достучаться до жизни.

– Эй! Я здесь! – кричала она. – Вы слышите? Меня зовут Эмма! Эмма Пратт! Меня похитили!

Она кричала и кричала, боясь замолчать, боясь остаться в гниющей тишине, где журчат ручьи коровьего помета. Слезы наворачивались на глаза и, переполнив воспаленные веки, падали под ноги. Девушка не могла остановиться, она тянулась к людям, к тем, кто слышит ее, кто может протянуть руку в ответ.

– Где я? Когда это все закончится? – продолжала Эмма.

Не получив ответа, журналистка упала и заплакала, впившись в волосы. От воцарившейся тишины тело дрожало. Неужели ей показалось? Неужели происходящее лишь галлюцинация, мираж в чертовой пустыне? Нет. Этого не может быть. Опять. Снова. Игра пошла на новый круг. Бесконечный круг ада.

Вскоре тишина растворилась в шепоте. Детский, но четкий и серьезный голос:

– Когда откроются ворота – беги!

Сердце Эммы замерло. Это был не мираж! А если и так, то он впервые заговорил с ней.

– Что? – сказала девушка. – Что ты сказал?

Но было слишком поздно.

Раздался механический звук. И две пары детских ножек зашуршали по траве, сбивая росу. Эмма слышала, как бьются их сердца, как в них бьется страх, первобытное чувство, без которого не удалось бы выжить в немыслимом забеге. В охоте.

Сердце набирало обороты, готовясь обратиться в бегство. Легкие насыщали кровь кислородом, зрение обострилось. Эмма знала, что ей нужно делать. Бежать! Бежать со всех ног!

Ворота загона открылись.

Впереди две сотни метров чистого поля.

А за ним лес. Густой. Незнакомый. Кровожадный.

Эмма Пратт сделала в точности, как сказал голос. Она бежала. Бежала так, что, черт возьми, сама от себя не ожидала, проносилась ветром по влажной траве, рассекая воздух.

Забежав в лес, девушка услышала оглушительную сирену, знакомую ей по дням, проведенным в могиле. И выстрел. Первый. Предупредительный. Журналистка остановилась и увидела позади два загона, предназначенные для лошадей, какие дожидаются сигнала, чтобы начать гонку на ипподроме. Ее и тех детей держали в загонах как животных.

Второй выстрел. Отсчет, после которого начнется охота. На кону стояло все. Жизнь.

Ветви затрещали под ногами. Эмма будет хвататься за шанс зубами, вырывая их с корнем, если придется.

Третий выстрел. На старт – внимание – марш! Охота началась!

Девушка скрылась в лесу. Играла музыка. Она исходила из динамиков, крепившихся на стволах деревьев и уходивших в чащу. Классика мировой музыки. Этот урок Эмма запомнит на всю оставшуюся жизнь. Если протянет хотя бы несколько минут.

Сучья, устилавшие землю, впивались в голые ступни. Стволы сосен разрывали нагое тело. Лес густел. С каждым метром вырастали новые деревья, заслонявшие солнце. Становилось по-настоящему холодно, несмотря на высокий темп Эммы Пратт. Она бежала со всех ног, пытаясь скрыться от нагнетающейся музыки.

Заиграл марш. Сердце забилось быстрее. Мозг работал на полную катушку, словно нечто гнало журналистку в этом направлении. Эмма пробиралась сквозь чащу, перепрыгивая поваленные деревья и оббегая упрямых великанов, стоявших на ее пути.

Играл марш, и Эмма бежала, представляя, как загоны затерялись в лесу, как впереди светлеет шоссе, на котором она остановит автомобиль и навсегда оставит это место. Эмма умрет для всех. Она начнет жизнь сначала. Вот так: не оглядываясь на прошлое, не вспоминая тех дней, проведенных в пасти дьявола, журналистка начнет все сначала. Она больше никогда не будет Эммой Пратт. Никогда не будет Катрин. Нет! Только не Катрин!

Холод сковывал движения. Мышцы становились тугими, изо рта вырывался пар.

Весной погода непредсказуема. Капризна как дитя. Ночью иней покрывает коркой мох, а днем солнце растапливает его в игривые ручейки.

Эмма не заметила, как наступила ночь, как ее сковал иней страха, не позволяющий сдвинуться с места. Лес погрузился во тьму. Ветви изрезали ступни. Легкие наполнил ледяной воздух. Журналистка обняла дерево, не видя перед собой дороги. Темные столбы выстроились в сплошной забор, не было ни единого блика света, в котором бы уместилось шоссе.

Выдохнувшись, девушка сделала шаг и провалилась в яму. Нога соскользнула, и Эмма скатилась на дно канавы.

Вдалеке послышался бой копыт. Земля дрожала. Вместе с ней дрожала и Эмма.

Неправда, что перед смертью жизнь пробегает перед глазами. По крайней мере, у журналистки не пробежала, не всплыли в памяти лучшие моменты. Может быть, их просто не было…

Правда лишь то, что перед смертью все вокруг умолкает, величественный марш затихает в динамиках и начинает играть в сердце. Оно бешено колотится, дрожит так, что тело цепенеет.