— Правда? Потому что ты поступаешь неразумно, относишься к ней так, будто она имеет большее значение для тебя, чем Братство. Твой отец может пока ничего не замечает, но мой и Тео — еще как. Мы здесь только по их милости, делаем то, что нам приказывают. И мы должны уважать их традиции и никогда не подвергать сомнению приказы.
— Блядь, Кай! Мила выше Братства. Она выше тебя, меня и всего этого чертового наследия! — взревел я, чувствуя, что теряю контроль, и впечатал его в стену. От удара настенная картина упала и разбилась о мраморный пол.
Его глаза расширились от шока, в них читался страх и понимание одновременно.
— Для тебя, да. Но ты думаешь, остальных это волнует? Сможешь ли ты смотреть, как ее трахают прямо у тебя на глазах? Милу будут использовать как игрушку, чтобы показать тебе, кому ты принадлежишь на самом деле. Они не остановятся, пока она не сломается, и тебе это известно. Возможно, она выше всего этого, но не ты. Ты собственноручно решил привести ее в наш мир и знал, какую цену ей придется заплатить. Я тоже пытаюсь защитить ее, даже если ты слишком ослеплен своими чувствами, чтобы увидеть правду, — прошептал он, его голос был полон отчаяния.
Я отпустил его, гнев кипел под кожей. Несмотря на наш горячий спор, в глубине души я знал, что Кай прав. Традиции Братства были архаичными и жестокими, но нарушение их означало, что Мила и я лишимся жизни.
— Я поговорю с Милой, — наконец признал я, решительно сжав челюсти. — Но если с ней что-нибудь случится…
— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы обеспечить ее безопасность, — вмешался Кай с торжественным выражением лица, поправляя куртку. — Просто помни о нашем долге. Преданность Братству превыше всего, но моя верность принадлежит тебе. Тео и я с тобой. Просто хочу убедиться, что ты готов к последствиям, если бросишь вызов нашим отцам.
Когда Кай ушел, тяжесть его слов повисла в воздухе. Я знал, что он прав, но мысль о том, что я предаю Милу, заставила мой желудок сжаться от чувства вины. Она стала больше, чем просто частью моей жизни; эта девушка была для меня всем. И все же Братство требовало жертв, на которые я не был уверен, что смогу пойти. Если я этого не сделаю, ее уничтожат. Я знал ее. Мила будет драться, и они накажут ее за неповиновение.
Вернувшись в комнату, я обнаружил Милу все еще спящей. Ее мирное выражение лица, смягчило бушующее внутри меня смятение. Сидя на краю кровати, я осторожно убрал прядь волос с ее лица, мое сердце сжалось при мысли о том, что ее ожидало, если я не буду действовать. Тяжесть обязанностей давила на меня со всех сторон, угрожая раздавить своим бременем.
Она слегка пошевелилась, ее ресницы затрепетали, когда она, наконец, проснулась. Встретившись с ней взглядом, я увидел в ее голубых глазах доверие и привязанность, из-за чего мне было еще труднее обдумать неизбежный разговор. Как я мог объяснить мрачную реальность, скрывающуюся за фасадом нашей, казалось бы, идиллической совместной жизни?
Сделав глубокий вдох, я начал говорить, замолчав на мгновение, как будто сами слова были предательством.
— Мила, нам нужно поговорить. Это важно.
Ее брови озабоченно нахмурились, и она села, готовая уделить мне все свое внимание.
— Что случилось? — ее голос был мягким, наполненным нежностью, от которой у меня болело сердце.
— Я хочу поговорить о том, кому я верен и что это значит для тебя, — ответил я, тщательно подбирая слова. — Думаю, тебе важно понять, что влечет за собой выбор меня как партнера.
Выражение ее лица изменилось, и на нем промелькнула тень беспокойства.
— И что же?
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоить нервы, прежде чем продолжить.
— У Братства есть определенные традиции и обряды, которые мы должны соблюдать. Завтра вечером состоится одно из таких событий, как Церемония.
— Что за Церемония? — спросила она почти шепотом.
— Это… сложно, — начал я, пытаясь подобрать нужные слова. — Речь идет о преданности. О том, чтобы… поделиться…
Она не сводила с меня глаз, чувствуя серьезность ситуации.
— Поделиться?
— Это доказательство нашей верности Братству. Мы… мы делимся партнерами, чтобы доказать нашу преданность и единство.
В глазах Милы появилось понимание, смесь шока и недоверия омрачила ее черты.
— Ты имеешь в виду… — она замолчала.
— Да, с Каем и Тео, — мягко подтвердил я. — Завтра вечером на Церемонии мы должны будем принять в этом участие. Это традиция, которая укоренилась в наших семьях на протяжении многих лет.
Молчание девушки было оглушительным, ее взгляд переместился на стены, которые, казалось, начали смыкаться вокруг нас. Я мог видеть смятение, назревающее в прекрасных глазах, столкновение между ее любовью ко мне и реальностью мира, частью которого мы были.
— Я понятия не имела, — наконец, прошептала она. — Это то, чего ты хочешь?
Вопрос повис между нами, отягощая своим грузом, который я не мог вынести. Как я мог признать, что мои желания несущественны по сравнению с требованиями Братства? Что мое сердце принадлежало ей, но мой долг был связан с наследием, основанным на самопожертвовании и подчинении?