Охота. Я и военные преступники

После четырех или пяти часов общей дискуссии мы с Рачаном встретились наедине. Мне нужно было сообщить ему крайне важную информацию. Я сказала, что вскоре собираюсь выдвинуть обвинение против любимца Туджмана — генерала Янко Бобетко, которого многие хорваты считают героем «войны за Родину» против сербов и Югославской национальной армии. Бобетко участвовал в коммунистическом подполье в 30-е годы, а во время Второй мировой войны воевал в рядах партизан Тито. В сентябре 1993 года его подразделение армии Республики Хорватия атаковало сербов в южной части Краины. Мы с самого начала знали, что генерал Бобетко — человек пожилой, но при определении уголовной ответственности возраст не играет роли. В обвинительном заключении говорилось, что во время этого нападения были совершены серьезные нарушения международного гуманитарного права и преступления против человечности. Были убиты гражданские лица и сдавшиеся в плен сербские солдаты. Имело место также мародерство и уничтожение зданий и собственности. Генерал Бобетко знал о том, что войска, находящиеся под его командованием, совершают преступления, но не предпринял никаких необходимых и разумных мер по предотвращению этих преступлений и наказанию виновных.

Как только я упомянула имя Бобетко, Рачан схватился за голову и простонал: «О нет!» Я объяснила, что теперь Рачан обязан установить за Бобетко полицейское наблюдение: «Вы обязаны сделать так, чтобы Бобетко не мог исчезнуть, и должны хранить эту информацию в тайне».

После «войны за Родину» генерал Бобетко написал книгу, в которой практически признался в совершении военных преступлений. Он с бравадой писал о том, что он, командир хорватской армии, командовал и подразделениями армии боснийских хорватов. Это вывело из себя Франьо Туджмана, который категорически отрицал симбиотическую связь между хорватской армией и армией боснийских хорватов. Рачан подтвердил, что мемуары Бобетко подтверждают его ответственность за преступления, перечисленные в обвинительном заключении. Но все же хорватский премьер медлил с обвинениями в адрес старого генерала: «Если я пойду вам навстречу, мое правительство тут же падет. Вы этого хотите?» Рачан раз десять предупредил меня о том, какие политические последствия могут иметь обвинения в адрес Бобетко. И каждый раз я повторяла, что не изменю свою позицию: «Если я начну учитывать вашу политическую ситуацию, то не смогу закончить свою работу». Впоследствии Рачан заявил, что никогда больше не согласится на личную встречу со мной.

14 апреля 2000 года я написала президенту Месичу письмо, в котором просила как можно быстрее обеспечить доступ следователей к аудиозаписям и расшифровкам записей совещаний в кабинете Туджмана. 25 апреля сотрудники трибунала, в том числе старший прокурор Кен Скотт и руководитель исследовательской команды Патрик Тренор, встретились с одним из советников Месича. Советник представил им список встреч и бесед, записанных в кабинете бывшего хорватского президента. Через два дня сотрудники прокурорский службы начали знакомиться с первым комплектом записей.

Получить доступ к архиву армии боснийских хорватов оказалось более сложно, так как эти документы хранились в гражданской разведывательной службе Хорватии. Новый руководитель разведки, бывший профессор университета, не возражал против того, чтобы допустить следователей трибунала к документам. Но некоторые сотрудники разведки, те, кто был близок к президенту Туджману и его сыну Мирославу (он руководил гражданской разведкой вплоть до смерти отца), предпочли бы эти документы спрятать. 2 мая аналитики обвинения отправились из Загреба в городок Самобор, расположенный западнее хорватской столицы. Им предстояло тайно ознакомиться с документами, Каждое утро сотрудники разведывательной службы, верные новому правительству, изымали часть документов из штаб-квартиры и перевозили их в Самобор, где с ними знакомились следователи и аналитики. В течение нескольких дней, по просьбе хорватской стороны, сотрудники трибунала не покидали специального здания даже для того, чтобы купить еды: они боялись, что сторонники Туджмана смогут вычислить их и сорвать проведение операции.

23 мая завеса была сорвана. В загребской газете появилась статья о проведенной операции и фотография здания в Самоборе, где проводилась работа. Через несколько часов после выхода газеты, специальные полицейские подразделения окружили штаб-квартиру разведки и полностью перекрыли доступ в здание. Правительство опасалось, что архив армии боснийских хорватов может быть уничтожен с тем, чтобы невозможно было доказать участие Хорватии в войне в Боснии и Герцеговине.