– Эх, мы сейчас такой бадабумчик устроим, – промурлыкал Кирсанов, выуживая из-под полки их сумку с припасами еды..
И вдруг по-свойски хлопнул ее по заду. Лика, ошалев от такой наглости, резво развернулась и в свою очередь припечатала Кирсанова чуть пониже поясницы. Он, не ожидая «ответа», дернулся и прилично долбанул башкой столик снизу. Коньячная бутылка, гордо занявшая свое законное место посреди стола, подскочила и ринулась на пол. И все бы ничего, если бы не атлет, кинувшийся ее спасать. Поезд качнуло, и он только подфутболил к двери свой «приличный» выпивон, придав ему инерции и направления. «Шайба, подача, гол!» Раздался звон, и в купе сильно запахло коньяком.
– Ой, – сказала Лика.
– Какой «ой», ты чего вытворяешь? – разозлился Кирсанов.
– Я? – поразилась Лика. – Ты первый на меня руку поднял!
– Да подумаешь!
–Вот и подумай!
– Интересные у вас отношения, – с чувством сказал атлет и, гордо вскинув голову, вышел из купе. – Только вот чего же их при людях демонстрировать?
Последняя фраза донеслось до них уже из коридора.
–Ну вот, всю малину порубала в капусту, – огорчился Кирсанов. – И сама не гам, и другим не дам.
– Это, ты сейчас на каком языке разговаривал? – окрысилась Лика.
– И человека ни за что ни про что обидела, – гнул свое Кирсанов, сидя на коврике. – Он со всей душой, а ты… Хрясь! Блямс! Никакого понимания.
– Да что ж ты меня во всем обвиняешь? Это ты первый начал! – с места в карьер понеслась Лика. – Кто руки распустил, а? Я тебе – не твои девочки, нечего меня хлопать!
Про девочек эму понравилось невероятно, он аж облизнулся от удовольствия.
– Дорогая, если бы не твоя феминистическая позиция – попкой к народу, то все было бы в порядке. И, между прочим, не я, а ты разнесла полкупе! И еще хватает наглости утверждать, что инициатором агрессии был я! – возмущался он.
– Да перестань, пожалуйста, валить все с больной головы на здоровую…
– Конечно, сохранишь с тобой голову в целости, как же, – перебил ее Кирсанов, – то ботинком, то полкой, хоть чем-нибудь да повредит!
Она хотела достойно выступить в свою защиту, но он снова заткнул ей рот, на этот раз поцелуем. Лика пискнула, вяло дернулась, больше для проформы и замерла, повинуясь его молчаливому приказу.
– Вы чего хулиганите, хотите, чтобы вас с поезда ссадили? – рявкнуло что-то у них над ухом. – Думаете, если будете подличать, то вам никого подселять не буду? Это вам не спальный вагон, чтобы сексуальные игрища устраивать!
Посреди купе стоял их давний неприятель – проводник, на заднем фоне маячила фигура потерпевшего подселенца. Ябеда!
– Значица так, еще одна жалоба, и я вам неприятности устрою, вы у меня вволю натрахаетесь в каталажке на ближайшем полустанке! – погрозил пальцем проводник и, сурово печатая шаг, покинул поле боя. – И чтобы через пять минут тут ничем не воняло!
– Как вам не стыдно, – воскликнула Лика атлету-стукачу. – Ну зачем вы жаловались? Это же вышло случайно! Мы вам восстановим вашу утрату…
– Это она так шутит, – захихикал Кирсанов.
Тут Лика вспомнила, что денег у них кот наплакал, и купить коньяк по ресторанной цене они, действительно, не смогут, ну разве что какой-нибудь дешевый.
– Но то, что ты донес на нас, действительно, – полное дерьмо, хорошо, что я с тобой на брудершафт не пил! – развел руками Кирсанов. – А то было бы мне сейчас за себя стыдно.
Парень же швырнул ему под ноги веник с совком, сказал, что они психи озабоченные, и быстренько ретировался.
– Надо же, – удивилась Лика, – он такой большой, мог бы запросто с тобой подраться, а сбежал.
– Паяц, – презрительно скривился Кирсанов. – Запомни, малышка, мускулы без мозгов – ничто, интеллект – все.
– Как будто я когда-то утверждала обратное, – вытаращила она глаза.
– Кстати, за последние лет двадцать никто, кроме тебя мне не причинял физического ущерба, – сообщил Кирсанов.
– Можно подумать я специально, – тушуясь, пробормотала Лика.
Но спорить по доброй традиции они больше не стали, памятуя, чем обычно заканчиваются их словесные стычки, а у них уже и так желтая карточка от проводника, поэтому принялись в четыре руки убирать осколки бутылки и чистить коврик.
Надо сказать, что столь странное начатое путешествие закончилось совершенно банально. Атлет, прокутив всю ночь напролет неизвестно где, возможно с проводником-спасителем, заполз с утра за вещами и сошел на каком-то перроне. Дальше к ним подселили бабку с внучком, которая закармливала его на убой, словно от того, набит ли снедью рот драгоценного чада, зависела не только его, но и ее жизнь тоже. Перед самой Москвой эти пассажиры сошли, уступив место двум теткам, самозабвенно перемывающим косточки всем своим знакомым.
Кирсанов же с Ликой вели себя самым примерным образом, общались чинно-благородно: вольностей не допускали и рук не распускали. И если вдруг им и захотелось бы расслабиться, то стойкий коньячный дух напоминал о предостережении проводника. Лишние неприятности им были ни к чему, с лихвой хватало тех, что имелись в наличии. Таким образом, они прибыли в родной город, без приключений и эксцессов, как и многие тысячи других пассажиров.