Охота на Анжелику

– Ты права, женщина для них – недочеловек, бесправное существо. Так почему этот Саид должен помнить, что там ей говорил? Именно поэтому я и говорю, что ей нужно было, зная нравы и обычаи своего народа, бежать, куда подальше. Она обязана была позаботиться о себе и ребенке, а не тащиться безмолвной овцой в рабство! – самозабвенно ораторствовал Кирсанов.

– Легко тебе говорить, – уперла руки в боки Лика, – когда ты – сытенький москвичок и, как сыр в масле катаешься в своей стомотологичке. А, может, у Амины этой денег не было, и муж умер. Что ей было делать?

– Бежать, Лика, бежать! Мир не без добрых людей, сама в этом убедилась, помогли бы и ей. Ей нужно было исчезнуть, а не доводить дело до убийства! – бушевал «сытенький» Кирсанов.

– Как у тебя все просто получается: должна, обязана… Иногда и более раскованным женщинам не легко решиться на Поступок, не говоря уже о тех, кто с детства приучен повиноваться мужчинам. Легко тебе митинговать со своей колокольни, сам бы побыл в ее шкуре!

– Да я, между прочим, – кипятился Кирсанов, – учился и работал, чтобы стать тем, кем я стал. Мне тоже никто ничего на блюдечке не преподносил! И я не виноват, что уродился коренным москвичом, а не жителем Тынды. Так что не понимаю, в чем ты пытаешься меня сейчас укорить! Просто каждому жизнь предоставляет шанс, и это уже зависит от человека, как он этим шансом воспользуется. Ты, кстати, тоже москвичка, так что с того?

Для удобства перепалки он скатился на соседнюю нижнюю полку. И они сидели, набычившись, друг напротив дружки, всклокоченные и сопящие.

– А если у человека не было шанса? – прищурилась Лика.

– А может, он не дождался или принял за шанс ложную предпосылку? – подхватил Кирсанов.

– Да к чему тут философские рассуждения, разве в них дело! – с досадой воскликнула она.

– Так в чем дело?

– В мужском шовинизме! – рявкнула Лика.

– О, что я слышу! Это речь не юноши, а мужа! – всплеснул руками Кирсанов. – Что, пробудилась в душе дремавшая феминистка?

Кирсанов, – пощелкала у него перед носом пальцами Лика,

– Ты определись, кого перед собой видишь – мужа или феминистку. Это совсем разные персонажи, – фыркнула Лика.

– Феминистку, – определился Кирсанов и бросился на нее снежным барсом.

Нападение было неожиданным, поэтому ему удалось легко подмять ее под себя. И очень скоро дружеская возня переросла в нечто большее, его покусывания и хватка ослабли. Она перестала брыкаться и рычать, сдаваясь на милость победителю.

Никогда. Никогда она не занималась ЭТИМ в поезде. Что же за извращенец, ей достался в любовники?! Нижняя полка была ужасно тесная – не развернуться, а верхняя висела неоправданно низко. Но на неудобства они мало обращали внимания, им вообще скоро стало наплевать на антураж. Какая разница, в самом деле, какого размера полка? Им так не хватало друг друга, хоть они и не расставались все это время ни на минуту.

«Я знаю каждую клеточку его тела», – мелькнуло в ее голове.

«Я ее не отпущу никогда», – мрачно подумал он.

И вот последние связные думы впорхнули из их голов и закружились в пестром хороводе вокруг сплетенных тел, поднимая бурю, создавая феерию, делая невозможным обозрение пространства. И не было ничего важнее в тот момент, чем то, что должно было свершиться. И они испытали нечто такое, что обычно принято называть счастьем. Счастьем, которое живет лишь мгновение и тут же превращается в воспоминание, торопливо прячась в копилку человеческой памяти.

А потом, когда он покачивал ее, как ребенка, на коленях, укутывал одеялом, и целовал в худое плечико, она пережила еще один прилив женского счастья, такой светлый и чистый, что успела искупаться в нем целиком, словно в живительном, волшебном источнике.

Раздался резкий стук в дверь, и, о ужас, она поползла неумолимо в сторону, скрипя роликами. Лика тихо вскрикнула. Они были не заперты! Господибожемой! И как их не застукали минутой раньше? Стыдоба!

– Нельзя! – рыкнул Кирсанов и бросился ловить отъезжающую дверь.

Одеяло с катастрофической быстротой скользнуло вниз, и Лика в ужасе стала хватать его обеими руками, почувствовав себя улиткой, лишенной спасительного панциря.

– Извините, – пробурчал за дверью проводник, конечно же, догадавшийся, чем были заняты эти двое.

Странная парочка, одеты, как бомжи. Справки вместо паспортов. Провожал их какой-то мент и куча гражданских. Эскорт не эскорт, что – не понятно. И вот, пожалуйста, что за ненормальные маньяки, трудно было запереться? И потом, главное, орут. Чего орать? Он тут при чем, тихо злился проводник.

– Погоди, уважаемый! Зайди попозже, – велел проводнику Кирсанов.

– Попозже! – перекривил проводник, скорчив презрительную мину. – Много вас таких кроликов, а мне таскайся туда-сюда.