Охота на Анжелику

Следствие, в частности, волновало, как именно Кирсанов провел этот день, во сколько вернулись они с прогулки, какие взаимоотношения его связывают с хозяйкой номера, были ли они с Ликой знакомы до поездки в Домбай. Вскоре долгоносик слегка подрастерял самоуверенность и всезнайство, еще недавно освещавшие его лицо. Из ответов Кирсанова выходило, что он никак не соответствовал роли Отелло, уготованной ему долгоносиком. И сладостное видение, как Кирсанов, найдя в номере своей любовницы психа, убивает его одним ударом, стало таять и кукожиться, пока совершенно не улетучилось из фантазий молодого сыщика. Буквально через десять минут он окончательно понял, что до боли знакомая птица, глухарь, уже кружит над местом этого преступления, а подозрительный, на первый взгляд, Кирсанов, аки невинный младенец, с каждым выясненным фактом становится все более неприступным для системы правосудия, ведь невинным вину, по закону, не вменяют.

Долгоносик вздохнул, сделав последнюю запись о том, как провел этот день Денис Николаевич со своей белокурой пассией, то есть, конечно, «просто знакомой и соседкой по этажу» и дал протокол Кирсанову на подпись. Тот подписал, легко и беззаботно, пробежав предварительно беглым взором по кривым неразборчивым строчкам. И бедолаге следователю показалось, что у этого самого Кирсанова над головой засветился нимб или что-то очень на это похожее. «Нельзя мешать водку тестя с «Новопасситом» жены», – мрачно подумал следователь и предупредил Кирсанова, что тому не следует уезжать из Домбая, пока идет следствие.

За окном почему-то было темно. Лика подняла голову от подушки и снова обнаружила себя в чужом номере. К счастью, Кирсанов не лежал по соседству, придавив ее грудь своей тяжеленой рукою, а мирно сидел в кресле на безопасном расстоянии и читал книгу. Торшер мягко освещал его крепкую фигуру по пояс, а ноги терялись в густой тени.

В номере было прохладно, но Лике под двумя одеялами было вполне уютно. Она какое-то время разглядывала исподтишка Дениса, размышляя, что ему идет серый цвет, и кашемировые свитера ему тоже к лицу, впрочем, с его внешностью, что ни надень, все будет к лицу. Раньше она считала, что квадратный подбородок это слишком вычурно и надумано, а сейчас поняла, что это очень мужественно.

– Ну что, проснулась? Как самочувствие? – ворчливо поинтересовался он, не отрывая глаз от книги.

– А как ты понял, что я уже не сплю? – смутилась Лика.

Ей было приятно, что он не поленился сбегать в ее номер за вторым одеялом и тихонько сидел, охраняя ее сон.

– А, это не трудно, – он отложил книгу и почесал себе скулу. – Пока спала, ты сопела, а проснулась и перестала сопеть.

– Я сплю бесшумно! – оскорбилась Лика.

– Кто тебе сказал? – поднял он левую бровь. – Тебя подло обманули. Ты во сне сопишь.

– Что ты врешь?! – приподнялась она кровати. – Я сплю бесшумно. А не дышать во сне, этого никто не может! И вообще, тебе кто-нибудь говорил, что ты совершенно нетактичный и дурно воспитанный?

– Я стараюсь не обращать внимания на клевету, – отложил свою книжечку Кирсанов, – а вот ты, по- моему, слишком большое внимание придаешь пустым комплиментом. «Она спит бесшумно»! Ха-ха, как бы не так!

– Ой, какой ты…– покрутила головой Лика, стараясь подобрать наиболее точное определение его толстокожести.

Но тут в дверь постучали. Это явилась Татьяна с Кириллом. Сестрица Кирсанова чувствовала свою вину за то, что брат влип в историю с убийством. Еще с детства она поклялась, что не будет причиной его неприятностей, это случилось, когда мать нашла в их комнате косячок, который притащила Татьяна с вечеринки. В тот раз вину на себя взял Денис, и мать бесновалась целый месяц. Она обыскивала его комнату, заставила сдать кучу анализов – «не позволю сыну заниматься наркоманией!», запретила ехать на каникулах с классом в Карпаты – «если ты куришь, значит, и дружки у тебя такие же», отменила решение о покупке мотороллера – «обкуришься и собьёшь кого-нибудь, а дальше тюрьма». И все эти муки Кирсанов выносил стоически, не сорвался и не сдал сестру. Сидел в своей комнате, зубрил латынь, которая привлекала его с малолетства и слушал тяжелый рок в наушниках. Брат знал, что если правда всплывет, сестренке достанется гораздо больше, поэтому терпел репрессивные притеснения со стороны матери молча. Зато Татьяна в те дни, разве что ноги ему не мыла, заглядывала преданно в глаза и все твердила: «больше – никогда!».

И вот, пожалуйста, она затащила брата в горы, хотя он упирался, как никогда, словно чувствовал, что тут жди беды. Он говорил, что хочет поехать в цивилизованное место. А она притащила его туда, где людей убивают! И теперь он нашел труп, и его допрашивали, возможно, что даже подозревают, как будто Денька способен кого-нибудь убить!