Охота на банкира

И вот прокуратура, проштамповав обвинительное заключение с придуманной политической ненавистью, в судебном разбирательстве все-таки посчитала невозможным прилюдно тиражировать откровенную ложь. Исключения мотива политической ненависти достаточно для того, чтобы отвергнуть обвинение в уголовно наказуемом хулиганстве. Но я очень хотел бы, чтобы в приговоре прозвучал и другой довод, который мне представляется очень важным, – в действиях Лебедева вообще нет хулиганства. Ни с объективной, ни с субъективной стороны. А не только специфического мотива, который это деяние криминализирует. Настоящее дело с вполне заурядным сюжетом приобрело резонансный характер из-за публичности фигур обвиняемого и потерпевшего. Поэтому приговор суда будет обсуждаться в юридическом сообществе.

Я держу в руках Курс уголовного права ведущего нашего ученого-криминалиста Анатолия Валентиновича Наумова, ныне возглавляющего в Академии Генеральной Прокуратуры кафедру уголовного права. В нем автор, рассматривая состав хулиганства на странице 395 тома 2, воспроизводит афоризм, укоренившийся в среде практических работников после принятия Уголовного кодекса 1960 года, который действовал до принятия нынешнего в 1996 году. Афоризм этот отражал судебную практику, использовавшую норму о хулиганстве как своего рода «резервную»: «Аналогии в уголовном праве нет, но есть статья о хулиганстве». Хулиганство на долгие годы превратилось в мешок, сточную канаву, куда сваливались любые случаи дурного поведения.

За последние 20 лет в вопросе уголовной ответственности за хулиганство наша судебная практика прошла колоссальный путь, который отражен в Постановлении Пленума Верховного суда 2007 года. Высший судебный орган страны убрал наконец из состава хулиганства косвенный умысел. «Хулиганство, – разъяснил Пленум, – может совершаться только с прямым умыслом». То есть надо доказывать, что виновный не просто причинил окружающим какие-то неудобства, а стремился грубо нарушить общественный порядок, хотел выразить свое явное неуважение к обществу. Пленум также указал, что само по себе нахождение в общественном месте не предопределяет квалификацию действий лица как хулиганских. Что надо учитывать способ, интенсивность, продолжительность и другие обстоятельства совершенных действий.

Позиция прокурора полностью расходится с постановлением Пленума. Вместо прямого умысла – «желал», умысел косвенный – «не мог не осознавать», анализ обстоятельств произошедшего подменяется единственно указанием на общественное место. Согласие суда с такой позицией будет означать отбрасывание судебной практики на два десятилетия назад.

Напоминаю, защита просила прокурора конкретизировать в изложении обвинения понятие хулиганского мотива. Потому что этот мотив многообразен. Он может проявляться в пьяной удали, грубом озорстве, стремлении покуражиться, поиздеваться над окружающими, обратить на себя внимание циничным поведением. Хулиган хочет учинить бесчинство, буйство, дебош. Государственный обвинитель разъяснять, в чем состоял хулиганский мотив при двухсекундных действиях Лебедева, не стал. Не стал потому, что разъяснить это невозможно. Не услышали мы, в чем все-таки заключался хулиганский мотив, и из выступления прокурора в прениях.

Перехожу к обвинению в побоях. Если анализ хулиганства я начал с субъективной стороны преступления, то анализ обвинения в побоях начну с объективной стороны. Здесь обнаружилось различие в позициях государственного обвинителя и представителя потерпевшего. Государственный обвинитель исходит из того, что было два удара и их для состава побоев достаточно. А представитель потерпевшего сказал: «Нет. Ударов было больше, чем два, и соответственно, они не подсчитаны, но, в общем, их было заметно больше». То, что наносилось два удара, очевидно. Но представителя потерпевшего, опытного адвоката, такая очевидность не устраивает. Ему потребно большее количество ударов. И не случайно.

Ну что ж, обратимся к авторитетным научно-практическим комментариям к уголовному кодексу. Вообще мог бы сослаться на 12 таких комментариев, но ограничусь тремя. Теми, какие непосредственно адресованы правоприменителям: судьям, следователям и прокурорам.

Вот первый комментарий. Он 1996 года. Под общей редакцией тогдашнего Генерального прокурора Российской Федерации Скуратова и Председателя Верховного суда Российской Федерации Лебедева. Вот что написано в этом комментарии к статье 116 «Побои». «Побои – это нанесение многократных ударов по телу потерпевшего, его избиение. Удары при этом наносятся твердым тупым орудием многократно (три раза и более)».

Второй комментарий, уже 2001 года. Он издан Генеральной Прокуратурой Российской Федерации, Институтом повышения квалификации руководящих кадров. Среди авторов комментария, пожалуй, все наши самые известные ученые-криминалисты. Читаю тот же текст: «Побои – это нанесение многократных ударов по телу потерпевшего, его избиение. Удары при этом наносятся твердым тупым предметом многократно (три раза и более)».