Охота на Бугимена

Сплетни не смолкали ни на секунду. Как и после первых двух убийств, по городу поползли слухи, самые примечательные из которых сложились во мнение, что в округе Харфорд действует целый сатанинский культ, а во главе его стоят столпы общества. В досужих вечерних разговорах перетирались истории о загадочных и жестоких жертвоприношениях коров и собак. Одна из самых жутких сказок касалась случая предполагаемого осквернения могилы, происшедшего в «Эджвуд Мемориал Гарденс» ранее тем же летом. Убийство трех девушек в Эджвуде представлялось как обряд вступления в верховный совет сатанинского культа, а в предполагаемые члены совета молва записала шефа полиции, заместителя директора средней школы Эджвуда и богатую мачеху капитанши команды чирлидеров. Ночной анонимный звонок на телефон доверия донес до полиции сведения: в лесу за торговым центром обустроен импровизированный алтарь культа. Группа следователей, отправившихся по наводке, ничего, кроме мусора, не обнаружила.

Широкую поддержку получили слухи о том, что у полиции два подозреваемых, работавших в паре. Чем, как не слаженной работой шайки серийных убийц, можно было объяснить легкость, с какой девушек схватили в столь знакомом им окружении, не оставив ровным счетом никаких улик. Один проник в комнату Наташи Галлахер, а когда девушка лишилась сознания, передал ее через окно второму. Один отвлекал Кейси Робинсон и Мадлен Уилкс, в то время как на сцене появлялся его сообщник…

По словам Карли Олбрайт, подобные россказни не вызывали особого доверия. Насколько ей было известно, следствие велось в отношении одного подозреваемого, так как образ действий убийцы во всех трех случаях был одинаков, а банда не может работать настолько слаженно.

В Эджвуде, как заметила Карли, стала набирать обороты одна интересная тенденция, которую, как и панику, вызванную болтовней о сатанизме и шайках серийных убийц, можно было отнести на счет появления слухов и сплетен, а именно: подозрительность стала вытеснять осторожность. В первые же дни после убийства Мадлен Уилкокс стал заметен резкий рост как словесных перепалок, так и рукоприкладства. Кто-нибудь распускал язык, ляпнул что-то по пьяни, и начинались драки – на парковке или прямо перед домом. Шутки перерастали в издевку, а затем переходили в безобразные потасовки. Со свежей силой вспыхивала былая вражда, возникали новые распри. Ложные обвинения сыпались как из ведра, и полиции пришлось выступить с официальным предупреждением, чтобы хоть немного эту эпидемию притушить. Звонки на телефон доверия хлынули потоком, и, поскольку большинство сообщений были полнейшей чепухой, полиция задумалась, не закрыть ли эту лавочку вообще.

Во время одной из моих нечастых пробежек я натолкнулся на группу парней с великами и скейтами. Двое валтузили друг дружку в центре неровного круга. Драчунам было не больше одиннадцати. Я бросился к ним и разнял бузотеров.

– Я знаю, кто ваши родители! – соврал я. – А ну-ка, пожмите руки, помиритесь, и тогда я им ничего не скажу.

– Не стану я с этим козлом мириться! – тявкнул младший из задир.

– Это еще почему?

– Он всем болтает, что мой папка – Бугимен!

Потом ввели комендантский час. Начиная с понедельника, пятнадцатого августа, по распоряжению Департамента шерифа округа Харфорд гражданам Эджвуда запрещалось находиться на улице позже десяти вечера. Под этот закон не попадали рабочие ночной смены, работники здравоохранения и сотрудники охранных агентств. Заправки, рестораны и бары закрывались рано. Удивительно, но жалоб от их владельцев почти не поступало.

Когда тело Мадлен вернули семье после медэкспертизы, семья Уилкокс решила провести захоронение на восточном побережье, в небольшой церквушке и в кругу лишь своих людей, за что лично я был им только благодарен и испытал облегчение. Поговорив с друзьями и соседями, я выяснил, что многие разделяют мое мнение – Эджвуд устал от похорон.

Невзирая на потрясения, прокатившиеся по всему городу, дом номер девятьсот двадцать по Хансон-роуд оставался островком спокойствия. Хоть мама и отреагировала на гибель Мэдди предсказуемыми всплесками горя и рассуждением о случившемся, она на удивление спокойно восприняла всю ситуацию. Однажды вечером после ужина мама сказала, что изо всех сил старается хранить веру и оптимизм, отправляя полные противни с выпечкой в полицейский участок, чтобы накормить офицеров, работающих сверхурочно, и молясь – усердно и непрестанно. Она была совершенно уверена: теперь все в руках божьих, и, хоть и не говорила об этом во всеуслышание, свято верила, что череда убийств закончилась.

А вот отец был полон сомнениями. В субботу он поднял меня ранним утром и тихонько позвал врезать новые замки в двери подвала и задней двери гаража.

Тем не менее по вечерам мы втроем хохотали за обеденным столом, а когда я шел спать, непрестанно воздавал хвалы всевышнему, что два таких замечательных человека встретились и выпустили в мир меня.