Охота на Бугимена

Ну так вот, ко времени, как я добралась до той части Секвойя-драйв, где нет домов и фонарей, а стоит только давным-давно развалившийся гараж и кругом заросли деревьев и кустов, я ускорила шаг. Ветер усилился, быстро холодало. Опять послышались шаги, и я снова обернулась. Все было как прежде – никого. Почувствовав себя полной идиоткой, я велела себе больше не оборачиваться, что бы ни случилось, – до дома оставалось полтора квартала. Мне же, в конце концов, не десять лет. И тут же услышала шаги прямо за спиной, причем громче, чем прежде. Я заставила себя не оборачиваться, зашагала шире, и шаги стихли. Я даже рассмеялась – выходит, я вроде как выиграла. А потом в силу привычки глянула через плечо – и сразу увидела его. Мужчина. Очень высокий. Здоровенный. В темных брюках и рубашке с длинным рукавом. А еще на нем была маска из холщового мешка, прямо как в фильме «Город, который боялся заката», – мы с подружками брали видеокассету в прокате. Маска вроде холщового мешка с дырками для глаз. Я не успела ни побежать, ни закричать, он просто схватил меня за горло и поднял. Я уронила рюкзак, а дальше помню только: он тащит меня к деревьям, спиной вперед. Тип этот был ужасно сильный. Я закричала, попыталась ударить или пнуть, однако дотянуться не получилось – мужчина был сзади. Он зажал мне рот рукой, чтобы не кричала. Рука была в перчатке; какая именно перчатка, я не разглядела. Мне удалось его сильно укусить, на вкус перчатка показалась резиновой, но он, похоже, и не заметил. Хотя укусила я изо всех сил, он и звука не издал. Рука на горле сжалась сильнее, и я поняла, что вот-вот потеряю сознание. И вдруг вспомнила про маленький баллончик перечного газа, который мне дала мама. Он чуть больше тубы с бальзамом для губ, и я, когда переодевалась, положила его в карман кофты. И вот я выхватила баллончик, сунула руку назад и нажала на кнопку – казалось, газ распылялся бесконечно долго. Сперва подумала, что баллончик не работает или что не попала в лицо – мужчина не остановился, не отпустил и не закричал. Ничего не произошло, он так и продолжал тащить меня от дома. Помню, как подумала в тот момент: Я СЕЙЧАС УМРУ. Внезапно моя шея оказалась на свободе, а я сама – на земле. Смотрю вверх, а он головой трясет, как собака, из воды вылезшая; сорвал с себя маску и давай глаза тереть. А потом бросился наутек. Лицо я видела лишь мгновение, и то сбоку, заметила короткие темные волосы и торчащий подбородок. Вскочив, бросилась к ближайшему дому. Когда молотила в дверь, в голове одно только было: он так ни слова и не произнес, даже когда я перцовым газом брызнула. Как этот тип дышит и задыхается, я слышала, но на этом все – ни единого слова. Не пойму, как такое вообще возможно? Думаю, что сейчас больше ничего вспомнить не смогу».

3

Новость, хлынувшая в народ на следующее утро, пронеслась с мощью цунами. Хотя представитель полиции поспешил заявить, что нападение на Энни Риггз пока официально не связывается с убийствами трех других девушек в Эджвуде, местные не купились. Юная красотка Энни обладала волнистой шевелюрой длинных волос – какие еще нужны доказательства?

К обеду полиция располагала фотороботом нападавшего и фотографией его маски – их изображения передавали по всем местным каналам, и даже по «Си-эн-эн». Через несколько часов телефон доверия плавился от звонков. Один пенсионер узнал на рисунке своего зятя. Учительница музыки из начальной школы уверяла, что это ее гинеколог. Нашлась дама, без колебаний заявившая, что это ее бывший муж. И так продолжалось бесконечно.

Брошенная на месте преступления маска была из грубой мешковины. Рваные прорези для глаз и рта проделали острыми ножницами или лезвием, сзади маска затягивалась коротким шнурком, чтобы держалась на голове. Криминалистическая лаборатория округа Харфорд исследовала маску всеми доступными способами.

В глубине души я чувствовал: это могла, могла быть та самая маска, которую мы с Джимми Кавано видели ночью у Майерс-Хаус! Помню, как она плыла в нашу сторону. А вечером из Южной Каролины позвонил Джимми и сказал, что, хорошенько взглянув на маску по «Си-эн-эн», подумал о том же.

Энни Риггз допрашивали часами и осматривали от макушки до пят: взяли соскобы с ногтей, мазок изо рта; волосы, лицо и одежду прочесали, поскоблили и пропылесосили. Впервые полиция получила живого свидетеля, и на Энни накинулись по полной программе. Прочитав ее письменные показания, следователи жаждали дополнительных мелочей, просили ее припомнить любые детали, убеждая, что в таком деле ни одно наблюдение не может быть менее значимым, чем другое. Тогда она припомнила странный запах, шедший от напавшего. Энни сказала, что ни с чем подобным она раньше не встречалась, и старалась описать запах конкретнее.

– Не то чтобы от тела воняло или пот, – пыталась объяснить она. – Пахло чем-то другим, чем-то… неописуемым.

Следователи продолжили допытываться, и тогда она сказала, что запах был каким-то землистым, и пахло не от одежды, или маски, или перчаток, а именно от него самого.