В первой истории некий старожил с Саншайн-авеню, что у реки, швырнул на свой задний двор горсть петард, надеясь отпугнуть шумных гусей. Его соседу почудилось, что на улице палят из автомата, и, выхватив из ящика стола свой верный ствол сорок пятого калибра, он ринулся посмотреть, что творится. По дороге любознательный горожанин споткнулся о шезлонг в темноте и случайно прострелил себе ногу. Борец с надоедливыми гусями услышал выстрел и вопли с соседского двора, сиганул через забор и собственной рубашкой наложил жгут на ногу подстреленного, а потом вызвал «Скорую». По-моему, так просто герой.
Персонажи второго повествования – трое местных подростков. Выпив краденого «Джек Дэниелс», гении разродились идеей смастерить собственную маску – как у убийцы – и побродить по соседним домам, заглядывая в окна. Результатом их отважного трюка стали полдюжины звонков в службу спасения, причем один из напуганных домовладельцев вызвал спасателей для себя – решил, что сердце вот-вот выскочит, – а в другом случае жертва проделки оказалась не столь пугливой: мужик схватил мачете, ринулся во двор и чуть не искромсал незадачливого шутника в лохмотья. Три идиота – позже я выяснил, что предводителем у них был младший брат моего не то чтобы и друга Курта Рейнолдса – провели долгую ночь в одиночных камерах, пока за ними не явились родители и дурней не отпустили под залог.
Третья и самая захватывающая история произошла с полицейским в пешем патруле неподалеку от Майерс-Хаус. Двигаясь по Черри-роуд, коп буквально столкнулся с незнакомцем в темной одежде, внезапно появившимся с заднего двора чьего-то дома.
– Я споткнулся о неровность на тротуаре, – докладывал он позже начальству, – и заметил, что у меня шнурок развязался. Завязав его, я разогнулся и увидел, как из кустов прямо ко мне идет мужчина. Мы увидели друг друга одновременно и на мгновение замерли, сцепившись взглядами. Я представился и приказал ему не двигаться с места, но парень дал деру по улице.
Вызвав по рации подмогу, полицейский бросился в погоню. Подозреваемый свернул во двор, коп за ним. Преследование велось через заборы, вокруг бассейнов, напролом сквозь кустарник и быстрыми перебежками через улицы. Дважды преследователю удалось почти догнать загадочного беглеца, однако тому удавалось отрываться. Наконец, на чьем-то неосвещенном заднем дворе полицейский был вынужден прекратить преследование, так как подвергся внезапному нападению – не от беглеца, а от цепной овчарки, которая чуть было не полакомилась обеими ногами служивого.
Изнуренного вида пресс-секретарь полиции из кожи вон лезла, пытаясь убедить слушателей, что подозреваемый, скорее всего, никак не связан с нападением на Энни Риггз. С момента нападения на Энни прошло чуть больше суток, и органы правопорядка уверенно полагали, что преступник не может быть настолько наглым, чтобы предпринять вторую попытку так скоро.
– Так кого же тогда они ищут? – задал мне вечером вопрос отец, когда мы убирали садовые инструменты в гараж. – Да еще и при свете дня?
Я бросил взгляд через дорогу на дом Хоффманов и успел увидеть, как двое полицейских в форме перелезли через бревенчатое ограждение и скрылись за домом нашего соседа.
Мама так и не научилась водить машину. Она выросла в богатой семье в Кито, столице Эквадора – богатой по тамошним понятиям того времени, разительно отличающимся от понятия «небедный» здесь. И в школу, и всюду, куда она желала, ее отвозила прислуга – семейный водитель. Позже, когда ей стало за двадцать и мама вышла замуж за отца, у нее, по ее же словам, «руки не дошли сдать экзамен и получить права». В более юные годы мы с братом и сестрами частенько подтрунивали над тем, что мама не может законным образом сесть за руль и поехать, но она никогда на нас не обижалась. Наши дразнилки она просто не замечала и отыгрывалась тем, что ни с кем из нас не ездила, а ездила только с отцом – за исключением совершенно уж безвыходных ситуаций. Вот почему мне была оказана честь отвезти маму в «Сантонис» в воскресенье пополудни. Отец помогал соседу, маме же понадобились некоторые продукты к ужину. Очевидно, мне она такую покупку доверить не могла.
Мы ходили по рядам между полками с едой, складывая в небольшую корзинку все, на что мама показывала пальцем. Между делом мы поздоровались, по-моему, с каждым жителем Эджвуда. Помимо знакомых по церковному приходу, спортивным занятиям и ежемесячным вечерам игры в бинго в городском культурном центре в друзьях у мамы числилось и все остальное население города. Через тридцать пять минут, когда мы покидали магазин, мы знали все обо всем: кто в городе заболел, кто залетел, кто в какой колледж отправится по осени, кто получил повышение на работе, а кого уволили второй раз за два месяца. Силы мои были на исходе.