Охота на Бугимена

Хотелось под землю провалиться. Однако скоро выяснилось, что это все цветочки. Ягодки посыпались, когда Карли позвонила отцу на работу – она поспешила, чтобы ее не опередил кто-нибудь из соседей – и объяснила, почему перед их домом стоит передвижная криминалистическая лаборатория и следственная группа копошится на крыльце и под боковым окном дома. Учитывая характер новостей, отец отреагировал как-то спокойно, позвонил матери, и через тридцать минут они оба были дома. Миссис Олбрайт не разделяла спокойствия мужа. Если бы взглядом можно было убить, меня бы уже похоронили. Обняв Карли и удостоверившись, что с ней все в порядке, она повела дочь в дом – поговорить с сержантом Харпером. Прежде чем дверь закрылась, мне удалось услышать, что миссис Олбрайт сообщила детективу: они с мужем уезжали утром на работу затемно и не заметили рисунок мелом на крыльце.

Утренние неприятности на этом не закончились: настала моя очередь взять трубку и рассказать обо всем случившемся родителям. Достаточно сказать, что наш диалог был мало похож на обмен любезностями; я услышал немало слов на неразборчивом испанском. Да и слез от страха было пролито немало.

В довершение бед – казалось, куда еще! – некоторое время спустя из дома появилась мать Карли и со всей возможной неприязнью объяснила, какого она обо мне мнения. Миссис Олбрайт сообщила, что поняла: мое эгоистическое любопытство привело к тому, что ее дочь стала мишенью для серийного убийцы-садиста, который уже замучил до смерти трех девушек. А теперь ему известно, где живут Олбрайты.

Уже второй раз за это утро меня, фигурально выражаясь, отвели в сторонку и оттаскали за уши.

– Я чувствовала, что от тебя одни неприятности! – рычала миссис Олбрайт, размахивая пальцем у меня перед носом. – Карли так старается, работает, чтобы выстроить карьеру!.. Не нужен ей рядом никакой шизанутый любитель ужастиков! Не смей втягивать мою дочку во всякую дрянь! И потом, у тебя же невеста есть… не ошивайся около моей дочери!

Карли ответила шикарно, я ею просто горжусь. Хотя утром моя подруга едва стояла на ногах, теперь она отлично держала удар и отдувалась за обоих, да так, что дым стоял.

Сначала она накинулась на детектива Харпера:

– Это я получила информацию по расследованию от своих конфиденциальных источников, Ричард не имеет к ней никакого отношения.

Когда же детектив Харпер попытался надавить на Карли, чтобы та выдала своих информаторов, она отказалась, объяснив ему, что значит «неразглашение конфиденциальной информации». А как уверенно Карли заявила, что мы имеем полное право проводить свое собственное журналистское расследование, если оно никоим образом не мешает работе полиции!..

Потом досталось и ее маме:

– Нельзя разговаривать подобным тоном с моим другом! Я взрослая женщина и совершенно самостоятельно решаю, с кем работать и проводить время. А что касается его невесты, так ее имя – Кара, и я ее обожаю. И Ричард всегда ведет себя как настоящий джентльмен.

Я не забыл упомянуть, как я ею горжусь?

Когда пыль осела, нас ожидали удивительные новости. Карли не нашла утром под окном ничего примечательного, зато полицейские, конечно же, нашли. Вдоль всей левой стены одноэтажного дома Олбрайтов шла узенькая клумба с бордюром из небольших камней. Земля на ней перекопана, а летние дожди смыли много почвы. На таком обнаженном участке, прямо под окном Карли, полицейские обнаружили почти идеальный отпечаток ботинка.

Один из экспертов сразу же принялся за работу – сфотографировал отпечаток со всех возможных углов. Другой эксперт выяснил у Карли и ее родителей, что ни у кого в семье нет обуви с таким рисунком подошвы, а потом при помощи ведерка с водой, пакета зуботехнического гипса и фиксирующего спрея сделал слепок отпечатка обуви. Я раньше видел, как это делается, по телевизору – в исполнении профессиональных охотников на снежного человека, в глухих чащах тихоокеанского северо-запада, – но никогда доселе не видел живьем. Процедура меня впечатлила, и, несмотря на то, что в остальном день выдался хмурым, я пожалел, что отца здесь не было.

По дороге домой я вдруг осознал, что домой не тороплюсь, тяну время, кружу по кварталу. Умом-то я понимал: я уже не в том возрасте, чтобы меня заперли в комнате, не выпускали на улицу… Господи боже, да я ведь женюсь через несколько месяцев! Однако сердце чуяло, что так может случиться. А еще я боялся, что мама отлучит меня от своей готовки до конца моих дней. К счастью, и этого не случилось. Да и потом, когда все пошло от плохого к еще худшему, а от худшего к совсем кошмарному, она не бросила меня кормить.