Охота на Бугимена

Что же касается Карли, ее жизнь изменилась весьма круто. Детектив Харпер выделил сменные наряды полиции для дежурства у дома Олбрайтов на три недели, а также круглосуточное наблюдение за самой Карли. Ни обо мне, ни о рисунке мелом на крыльце в газетах не сообщалось, но вот Карли повезло не так сильно. Она попала в самое перекрестье новостей, стала новой звездой шоу ужасов Бугимена, актрисой в кровавом представлении театра Гран-Гуньоль, и каждому газетчику хотелось от нее хоть кусочек да урвать.

– Как же гадостно, – рассказывала она мне потом, – быть по ту сторону микрофонов и фотовспышек. И все эти мерзкие стервятники караулят у двери дома и на работе.

Скоро Карли совсем перестала отвечать на вопросы журналистов.

Радовало одно: в «Иджис», преисполнившись жадности и мудро увидев конъюнктуру, осознали, что у них на зарплате сидит журналистка, которая лично связана с первостатейной темой, с Бугименом. Так что пока-пока, некрологи и новости нашего двора; привет тебе, первая полоса и повышение оклада.

В последующие дни меня так и подмывало спросить у детектива Харпера, следил ли он за мной тем вечером в торговом центре. А может, кто-то из его подручных водит серебристый седан с тонированными стеклами? Однако я так и не набрался храбрости задать эти вопросы. Мне и так было неловко: он стал называть нас с Карли «Нэнси Дрю и Джо Харди» (имея в виду серию детективов о братьях Харди, которую я так любил в детстве). Зато я не сдержался и все ему рассказал о телефонных звонках. Он спросил, не поступало ли мне или членам семьи угроз от шутника, и, когда я ответил отрицательно, по-моему, тут же выбросил мой рассказ из головы.

9

А вот Кара не так невнимательно отнеслась к рассказу о телефонных звонках, особенно учитывая события, происшедшие дома у Карли. Мы сидели в сумерках на все еще теплой траве под плакучей ивой и смотрели, как светлячки танцуют во дворе у дома, когда она вновь подняла эту тему:

– Не понимаю, почему они просто не поставят твой телефон на прослушку! Звонки начались сразу, как ты вернулся домой. Это не случайное совпадение. Да ведь он, черт возьми, назвал тебя по имени!

– И на этом его преступления заканчиваются. Ни мне, ни родителям не угрожали.

– То есть ты не сознаешь, что он тебя провоцирует?

Я неуверенно пожал плечами. Я изрядно утомился, голова раскалывалась, и очень хотелось сменить тему.

– Ну а послание, которое он оставил на крыльце у Карли? В этом ты угрозу видишь?

– Я тебя понимаю, правда понимаю, я только не понимаю, что ты хочешь. Что я могу сделать?

– Для начала скажи детективу Харперу, чтобы оторвал зад от стула и занялся своей работой.

– Это я уже пробовал. – Я украдкой бросил на нее взгляд в темноте. – Ты и правда думаешь, что это Бугимен звонит нам домой, а не просто кто-то дурака валяет?

– Не сомневаюсь. Он просто дразнит тебя.

– Зачем ему? И почему из всех он выбрал меня?

Кара скрестила ноги, повернулась ко мне и взяла мою руку в свои.

– Зачем? Затем, что он – психопат, которому нравится пугать и истязать людей. Почему тебя? Не знаю, может, потому, что ты пишешь в жанре «хоррор». А может быть, он лично с тобой знаком.

– Даже не говори такого.

– Он выбрал тебя не без причины, Рич. – Кара сжала мою руку. – А теперь еще и Карли. Я ужасно боюсь.

– Не надо, не бойся, – успокоил я, – все будет хорошо.

Не то чтобы я был в этом уверен, но что еще сказать, просто не знал.

10

Несколько дней спустя я открыл дверь и обнаружил, что на пороге стоит и улыбается Карли Олбрайт. Строго говоря, она не стояла, а приплясывала, словно вот-вот описается.

– Это не он! – объявила Карли.

– Кто – не он?

– Тот, кто приходил к моему дому… тот, кто рисовал на крыльце… Это не Бугимен!

Я шагнул на улицу.

– Поясни.

– Я только что проводила детектива Харпера. Он рассказал, что камера наблюдения одного из наших соседей записала, как через их двор той ночью прошел человек. Сосед его узнал: это один из парней, что занимаются у них ландшафтным дизайном. К нему сразу же отправились следователи, и он во всем сознался.

– А почему они решили, что он не связан с убийствами?

– У него бронебойные алиби на время двух из трех убийств. К тому же он вообще не подходит под описание, которое есть у полиции, – совсем не высокий, тощенький и уши проколоты. Парень признался, что все это была просто глупая шутка: он кондовый металлюга, обожает сатанинский рок – Оззи, Данциг, «Блэк Саббат», «Дарктрон» и всякое такое. Парень обиделся, когда «Иджис» выпустила статью о сатанинских культах, решил, что мы их осмеяли. Узнав, что кое-кто из соседей работает в газете, подумал: вот весело будет накуриться до чертиков и нарисовать три шестерки у меня на крыльце. Он еще хотел пентаграмму на дорожке нарисовать, но потом струсил. А полиции сказал, что просто хотел меня напугать.

– Господи, – только и вымолвил я, – значит, синий мел и цифры – дурацкое совпадение?

– Да!

– В такое трудно поверить.