Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова

Бедные они были. Отец работал на элеваторе, рано умер. Толе лет четырнадцать было. Мать с четырьмя детьми, но от помощи всегда отказывалась. (Задумывается.) Вот ещё что, Толя очень любил маленьких ребятишек. Делал для них горку, на санках катал. Если подерутся, заступался. Не побьёт, но поговорит… Аккуратный был. Тётя Юля всегда его в белой рубашке, тёмном костюмчике, чистенько держала… Не дрался никогда… Нет, в школе бокса не было…

У нас в школе по-разному — то 360, то 370, то 380 учеников. Ну школу вы видели…»

Я: «Как вы думаете, почему середнячок Толя стал одним из богатейших людей России? Почему преуспел?»

«Преуспел благодаря организованности своей… Бизнес этот, не знаю. Выбило его что-то из колеи. Мы с учителями говорили „Хоть бы он отдал, пусть бы его отпустили… Вы знаете, он заступник народа… так и есть народный заступник… сколько к нему пенсионеры, многосемейные обращались — всем помогал. Помню предвыборное собрание, он в горсовет выдвигался. Старуха встаёт: „Сынок, мне хлеба не на что купить“. Дал 100 рублей. Ещё одна — и ей дал. Кобыльков Сергей — лишился зрения, военком наш обращается к Быкову: „Сможете ли помочь Кобылькову Сергею?“ — „Считайте, что уже помог…“ В Сапахте есть детский дом. Он их обеспечивал, помогал, и под Новый год, и под 8-е марта, мальчики, чтоб дарили девочкам. За него проголосовали в горсовет 70 или 75 процентов. Есть которые говорят „вот нахапал“, но таких мало. И соседней школе № 3 помог, и техникуму. Он ведь после 8 классов в техникум строительный пошёл».

Я: «Шубина говорила, что вы стеснялись письмо писать бывшему ученику».

«Не принято было в мои времена помощи искать. Никаких спонсоров таких… не знали, что это такое. Наталья, она из другого поколения… Уговорила она меня. Когда Васильев и Мельников пришли: сумму назвали, я чуть со стула не упала, такие деньги! Последнюю встречу с Толей помню. Я уже была на пенсии, но он хотел, чтоб я на собрание учителей пришла. Я пришла, а там вопрос обсуждался, что учителям — физруку и трудовику — надо зарплаты добавить. А Толя говорит: „Вон Марья Яковлевна, бывало, поговорит со своими учителями, и никто ничего не просит“. После этого подошёл ко мне и поцеловал…» (Она замолчала.) «ГОРОНО предвзято относится к нашей школе. Школа „быковская“, нет-нет, да и подкусят. Толя наш ученик был и останется на всю жизнь. Если увидите его — передайте, что мы все в ожидании его, любим его, помним».

Обуваемся, выходим. Улыбчивая пенсионерка, директор, закрывая дверь — в уменьшающуюся щель: «Отдал бы он им». И поправила очки.

С детством Анатолия Петровича всё понятно. Сын многодетной уборщицы, рано потерявший отца, доедал детсадовские булочки, средне учился, встречался с приятелями в подъездах, кутаясь в ватное пальто. Мрак и особенную, даже не сибирскую, но угольную шахтёрскую дикость жизни в Назарове особенно хорошо передают скупые показания участкового. Кстати, Димитров получил тогда вместе с назначением трёхкомнатную квартиру! Это о чём говорит? Это говорит о том, что милицейская служба в этом городке считалась не сахар, и её хоть чем-то пытались подсластить. Когда Димитровы через десять лет попали в Красноярск, он, по признанию бывшего назаровского участкового, показался им солнечным раем, царством прогресса и цивилизации. Наверное, единственным выходом из дикости жизни казался назаровским ребятам спорт. Там можно было стать известным, любимым, знаменитым, уважаемым. Даже если ты не хорошист, не отличник, но середнячок. Только с тем, что у тебя уже есть, с назаровскими, закалившимися в холоде и уличных баталиях мышцами. А в том, что все ребята хотели убежать из Назарова, сомнений нет. И сейчас хотят, бегут, убегают. Студент, боксёр, сын директора Дима немедленно, в тот же день, поздравив отца, опять сбежал в Красноярск на своей «десятке». «Город, в котором не хочется остаться?» — спросил я у него. «Не хочется остаться», — подтвердил он без смущения. Тогда, как и сейчас. Город выращивает крепких людей и отпускает их в мир.

А что сам Быков захотел заметить в своём детстве? В интервью корреспонденту «Сегодняшней газеты» в апреле 99 года, то есть на пике славы и могущества, вот что он говорит корреспонденту Г. Лукашову: