Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова

«По окончании техникума Толя ушёл в армию. Служил в Монголии, мне говорили. В техникуме он был средний ученик. С ним учился Сергей, сейчас он полковник, живёт в Москве, недавно приезжал… Как же его фамилия?.. А, вспомнила: Крастынь, Сергей. Они за одной партой сидели… Думаю, он чувствовал себя ущемлённым. У нас разные ученики были, учился такой Метлицкий, обеспеченная семья, на „Волге“ ездили. Толик… особенно 1-й — 2-й курс — зубы неровные, носом шмыгает… Очень хотел выбиться. Когда в пединститут поступил, — пришёл, глаза горят, радостный. Именно горят глаза, сияют…

Потом, уже когда приехал выдвигаться в горсовет, выступал, зал полный, говорит: „Мне было настолько обидно, что к детям богатых другое отношение“. И ещё сказал: „Я для вас был Толей, я для вас Толей и остался“. И вот как тогда взялся помогать техникуму, так все годы и поддерживал. Подарил полную, в сборе технику для дискотеки. Деньги на столовую давал. Хотел, чтобы дети были накормлены. У нас многие не ходили в столовую, нечем заплатить. Заводы у нас еле дышат. ЖБК стоит, ЖБИ загружен наполовину. Единственная строительная организация ещё живая — „Назарово Грэсстрой“… Пенсионеры его все жалеют, у любого пенсионера спроси. У него же организация эта, „Вера — Надежда“, как действовала… Подъезжает машина во двор, привозит спонсорскую помощь: крупа, мука… Списки были. Откуда он узнавал?..»

Я: «А сейчас что, не привозят помощь?»

«Так ведь пока его в тюрьмах держат, развалилось всё. Нина Васильевна — возглавлявшая у нас здесь Фонд „Вера — Надежда“ — отвернулась от Быкова, Семенков (бывший „быковский“ мэр Назарова) в Москву уехал, тоже отвернулся, в Госдуме сидит».

Я: «А в техникуме, Любовь Ивановна, он лидером был, чувствовалось что-то от нынешнего Быкова?»

«В классе — нет, не был. В спортзале был. И на сельхозработах был. На сельхозработах всё организовывал. У него это ладилось. А после выборов в Горсовет он нам, техникуму, наладил связь с совхозами, наладил помощь нашу совхозам в обмен на кормление студентов. Это из-за коммунистов наших получилось. Старые коммунисты на собрании сказали: „Вы бы прежде чем устраивать дискотеки, вы бы помогли накормить детей“. Он сказал: „Я никому не должен, но помогу“. И помог. Это только один пример. У нас есть АО „Назаровское молоко“, так он им помогал новую линию поставить. Директор Барановский Михаил, сейчас он тоже не знает, кто такой Быков… А мемориал Победы вы видели? В центре города, сходите посмотрите. Там каждого фамилия, кто погиб в войне, каждого назаровца. Он это всё профинансировал. Правда, уже буквы алюминиевые поотковыряли кое-где… Выпустил Книгу Памяти — всех собрал, кто погиб в Афгане или в Чечне. Всем матерям района подарил по экземпляру… А то приехал, а у нас старенькая тётя Шура — техничка в техникуме. Увидел её, обнял. „Как живёте?“ — „Да всё в той же комнате в общежитии…“ Он добился, не спрашивая никого, сделал так, что дали квартиру. Ей бы никогда не видать, у нас учителям-то квартир не хватает. Как Сталин. А человек он скромный. Ему когда на соревнованиях в техникуме призы вручали, он скромно стоял с опущенной головой… Даже когда сам уже преподавателем был во 2-й школе, так встретит меня — не просто пройдёт, поздоровавшись, но преклонит голову».

Я: «Как вы думаете, что им двигало?»

«Желание выбиться, конечно.»

На снежной назаровской улице, рядом с пожарной частью (мы заехали туда в поисках сослуживца Быкова по армии, Сани Дробушевского), из машины наблюдаем, как идёт вдребезги пьяная широкомордая девка в шубе. Идет и вдруг медленно оседает, как взорванная пятиэтажка. Упав, лежит, встаёт на четыре конечности и с большим трудом поднимается. Время 11 часов дня.

Дробушевский в пожарке не работает. Зато появляется из небытия, возится в открытом джипе Серей Милкин, усатый, крепкий сорокалетний парень. Он учился с Быковым в школе и потом в институте. Милкин залазит к нам в машину. На заднее сиденье, рядом с крошечной Настей.

«Я жил рядом с ним, на Рабочей. В гости друг к другу ходили. Дрова пилили. На мотоциклах на перегонки ездили. У него был „Минск“, у меня — „Восход“».

Я: «А мне говорили, что бедные они были. Мотоцикл несколько разрушает представление о бедной семье. Сколько лет вам было тогда?»

«Лет по пятнадцать. „Минск“ недорого стоил, 230 рублей, кажется».

Я вспоминаю, что «Ява», красная «Ява», стоила моему отцу 500. Пацан, конечно, мог скопить себе на «Минск» 230 рэ.

«Человек он твёрдый. Решил поставить удар и долбит, долбит».

Я: «Вы тоже боксёр?»

«Да. Тогда пацаны в боксёры шли. К осени две шеренги стояли. Правда, обычно через две недели отсеивалось большинство. Те, кто оставался, спорт никогда не бросали. Кто больше подтянется, кто больше отожмётся, соревнования устраивали. Сейчас мы тоже собираемся. Ну так, разомнёмся, побоксируем, „подержи лапы“, „ты мне подержишь?“ Я только руки бинтовать стал, а он уже в сауне… (Милкин смеётся.) Старыми стали».

Я: «Вместе назаровские все держитесь?»

«У нас это осталось. Многие наши едут, те, кто помоложе, кого он и не знал. „Петрович, посоветуй…“ Детей посылают…»