Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова

Помню, когда в декабре 1989 года, по приглашению, организованному Юлианом Семеновым, я приехал в Москву после пятнадцатилетнего отсутствия, чуть ли не в первый или во второй вечер Семенов увёз меня в ресторан «Олимпийский», расположенный на территории олимпийской базы. Меня поразили тогда милиционеры, услужливо и поспешно подымающие шлагбаум, грубые окрики Семенова, изругавшего их за неповоротливость. А чуть позже мне довелось видеть и сцену буквально помыкания милиционерами. Хозяева жизни, новые нэпманы, всякие бандюки с кличками вместо фамилий, гоняли и распекали их за что-то в предбаннике ресторана. Я запомнил затравленные глаза лысого майора, и, помню, мне даже стало стыдно, что я развлекаюсь с хозяевами, а они — милиционеры — принадлежат как бы к прислуге. Дело в том, что в 1974 году я уезжал из другой России, где милиционер олицетворял власть и являлся лицом неприкосновенным ни для кого, кроме своего начальника, а тут новые нэпманы куражились и майор за несколько кредиток чистил шапкой туфли толстого мерзавца! В России всегда умели унижать, эта сцена врезалась мне в память.

Постепенно матерела, приобретала кряжистость новая власть. И менты матерели с нею. В феврале 1992-го в городе Лесосибирске я пил в сауне с местным начальником милиции, а бравый толстый сержант, в мундире на голое тело, резал хлеб, рыбу и время от времени отворял деревянную дверь в -32° и выносил из снега и резал крупно для нас печень сохатого. Это выглядело сибирской экзотикой. 24 июня 1993 года генералы Иванов и Кандауров пригласили меня в ФСБ для встречи с сотрудниками. ФСБ на самом деле — те же менты. Психологически это так, нет смысла разделять их. Тогда, впрочем, организация называлась как-то по-другому. Я пошёл, это был период пика многопартийности, и на всякий случай главная спецслужба страны налаживала связи с политическими партиями. До меня офицеры ФСБ уже встретились с Жириновским, потому отправился и я и проторчал в двух зданиях (вначале в главном, потом в том, что ближе к магазину «Детский мир») более двух часов. Встретился я с оперативниками, офицеры задавали мне вопросы в каком-то их кинозале, председательствовал генерал Кандауров. Вместе мы посетовали на прошлые времена, на то, что не смогли понять друг друга: я — их, они — меня. Вся встреча и мои ответы на их вопросы была запечатлена на видеоплёнку. Полагаю, что, когда Национал-большевистская партия, которую я возглавляю, совершает очередную разительную акцию, эфэсбэшные менты просматривают старую плёнку с интересом. Тогда же я посетил кабинет Председателя КГБ — там все они сидели, начиная с Менжинского, — сфотографировался у бюста железного Феликса и за гостевым столом, стоящим, как водится, в виде буквы «Т». Я нахально сразу сел в кресло председателя, но испуганный генерал и его подчинённые подняли меня. «Нельзя, Эдуард Вениаминович, вот придёте к власти, тогда и сидите где хотите!» Я увидел знаменитый вид из кабинета на площадь, его не раз хитрым образом моделировали в шпионских фильмах, от «агента 007» до менее известных. Почему они со мной встречались? Только что, 9 мая и 22 июня, мы с Дугиным успешно прошли во главе мощной колонны молодёжи. Они переоценивали наши тогда слабые силы. Молодежь была не наша, случайная, приблудная.

Потом был октябрь 1993 года. Я пришёл в Белый Дом одним из первых, вместе с бригадой газеты «День», и был в первом списке добровольцев. Был назначен защищать подъезд номер один, выходящий на набережную. В первые сутки защитников было четверо: я, парень лет тридцати и два мента. Одному из них жена принесла ужин. На четверых у нас в первые сутки было два ментовских пистолета. Так мы готовились защищать свободу. И я оказался по одну сторону баррикады с ментами. 3 октября народ бил их и гнал от Крымского вала до Белого Дома. И весь путь их отступления был усеян шапками, фуражками и касками. И пацаны носили их на дубинках, как головы на пиках. А когда мы ехали в автобусах, победой опьянённые, от Белого Дома к Останкино, инспектора ГАИ прижимались к своим машинам, изображая рогалик победы. «V» — victory.