Охота на черного короля

Доехали до Нагатинского затона, миновали судостроительный завод. Отсюда простиралась рабочая слобода – район, по своей небезопасности сходный с Марьиной Рощей. И хотя Вадим жил во вполне приличном доме, соседствовал с заводскими служащими, он не прочь был переехать отсюда поближе к центру. Заговаривал об этом с Барченко, и тот обещал похлопотать. Квартирный вопрос в Москве стоял остро: жилищное строительство, замершее в военные годы, едва-едва раскачивалось, при-том что множество зданий все еще лежало в руинах, а столичное население прибывало и прибывало. Поэтому для большинства приезжих обосноваться даже в таком бараке, как Таракановка, считалось удачей. Вадим учитывал эти трудности и не торопил шефа. Знал, что тот и так делает все от него зависящее, чтобы устроить своих подопечных с комфортом.

Фонарей становилось все меньше, лошадь сторожко топорщила уши. Вадим зазвякал медяками, набрал полтину.

– Дальше не надо.

Возница не заставил себя упрашивать, натянул вожжи. Петлять по слободе, где из-за любого угла могли выскочить субчики, готовые раздеть донага и отобрать выручку, ему не улыбалось.

Вадим расплатился и сошел с рыдвана. Хотелось пройтись немного на своих двоих, поразмышлять о фатуме, приведшем Аннеке в Москву и подстроившем сегодняшнюю встречу на площади Революции. Могли ведь и разминуться, не увидеться. А Москва… Аннеке права, большая – тут хоть всю жизнь проживи, каждый день перед тобой будут новые лица. Бывали случаи, когда люди из одного города приезжали сюда, селились на смежных улицах, а узнавали друг о друге лишь спустя десятилетия. Или не узнавали вовсе.

Повезло сегодня, исключительно повезло! В сердце Вадима воскресли чувства, погасшие за два года разлуки. Что за девушка! Не киноактриса, конечно, не волоокая Бетти Блайт и даже не Юлия Солнцева, но все равно хороша. Есть в ней что-то оригинальное, далекое от современных стандартов красоты, но делающее ее по-своему обворожительной, притягательной, пьянящей… Это свойственно всем представительницам туземных народностей, будь то лопарки или, допустим, таитянки, вскружившие голову художнику Гогену.

Было поздно, слобода погрузилась в сон. Вадим брел пустынной дорогой, и Аннеке представала в его разыгравшемся воображении в самых соблазнительных ракурсах. Захваченный этими думами, он едва не споткнулся о бесформенный тюк, валявшийся на пути. Вадим остановился, тряхнул головой, прогоняя пикантные наваждения, и удостоверился, что это не тюк, а скукожившийся мужик в драном кожухе. Хорошо, если пьяный, а то, глядишь, и мертвый.

Дорогу окутывала тьма, но Вадим ее не замечал – он видел так же отчетливо, как и при дневном свете. Он взял лежавшего за ворот, повернул к себе лицом.

– Э… ты кто? Слышишь меня?

Заросшая клочковатой бородой и перечеркнутая старым шрамом физиономия зашевелилась, брызнули желтизной щелки под косматыми бровями. Вадим вздохнул с облегчением: живой! И тотчас ощутил резь в правом боку – мужик в кожухе единым махом выхватил откуда-то нож и вогнал его сердобольному прохожему в печень.

Удар оказался таким мощным, что Вадима сшибло с ног. Он покатился кубарем, но успел-таки тренированной рукой высвободить служебный «ТК». Увидел мужика, который уже поднялся с земли и, стискивая в кулачище нож, готовился вторично наброситься на жертву. Вадим выстрелил по нему, промахнулся – слишком неудобной была позиция – и выпустил еще две пули. Активный отпор охладил нападавшего. Мужик отскочил назад, захлопал зенками, пытаясь во мгле определить, что сейчас делает Вадим. Увидеть не увидел, но как-то сумел уловить, что недобитый противник привстает и берется за рукоятку пистолета двумя руками, чтобы скорректировать прицел. Борода встопорщилась, мужик ощерил длинные клыки, но все же сдал, засеменил назад, а после развернулся и припустил к складским сооружениям. Вадим навел мушку на ссутуленную спину, но пока выгадывал момент, мужик отдалился метров на тридцать – сорок – стрелять было уже бесполезно, «коровья» пуля так далеко не летит.

Убедившись, что враг ретировался, Вадим спрятал пистолет, перевернулся на левый бок и ощупал шинель в том месте, куда угодило лезвие. Ей сегодня досталось – сперва пострадала в велосипедной аварии, теперь вот проткнули ножом. Но шинель – шут с ней, куда важнее остановить кровотечение. Оно должно быть обильным – удар-то был слоновий…

Странно, но бок болел не очень сильно. И кровь не лилась рекой – Вадим запустил руку под полу и нашарил только липкое пятно на рубашке.

Он рискнул встать. Думал, что сейчас резь пробудится, опояшет шипастым обручем, прошьет тело насквозь, но обошлось слабым покалыванием. Теряясь в догадках, Вадим машинально сунул руку в правый карман, и пальцы погрузились в сохлые спрессовавшиеся катышки. Сушеная морошка! Теперь ясно. Нож вонзился в мешочек с гостинцем Аннеке, пропорол его и на какой-то сантиметр вошел в плоть.