Охота на черного короля

В ЦДУ Вадим явился разряженный, как гаер из шапито. На ногах – песочного колера штиблеты и суконные гамаши. Под задрипанным полушубком – летний чесучовый пиджачок. На голове – провонявший нафталином картуз. Все это с бору по сосенке насобирала неутомимая лопарка – что-то позаимствовала из театрального имущества, что-то выпросила на время у сокурсников. Вадим трясся в выстывшем автобусе, подперев рукой замотанную платком челюсть, и думал об опасности, которой себя подвергает. Если узнают – загребут за милую душу. Но отсиживаться у Серафима он не имел права. На турнире самоочевидно наклевывалось что-то поганое. А кто предотвратит? Паяц Абрамов? Если Верлинский донес ему, что видел переодетого Вадима спускающимся по проводу из номера Федько, где часовые в то же время обнаружили труп, нечего и сомневаться в выводах следствия. Теперь к уже имеющимся обвинениям гражданину Арсеньеву припаяют еще и убийство героя. В общем, снисхождения точно не будет. А между тем настоящие убийцы разгуливают на свободе, вынашивают свои подлейшие замыслы. И только у Вадима есть какое-никакое представление о том, кто эти люди.

Улица Пречистенка уже четыре года носила новое имя – Кропоткинская. Вадим дошел до ворот с двумя лежащими на пилонах белокаменными львами, миновал аллейку с нагими деревьями. Сложив пальцы крестиком – на удачу, – он снял с лица платок и вошел в здание, значившееся на городских картах под номером 16.

Особняк, возведенный на развалинах сгоревшего в Отечественную войну дома генерала Архарова, принадлежал до революции супругам Коншиным и в начале века был существенно перестроен. Появились зимний сад в виде просторного эркера, шесть плоских пилястров, декоративная лепнина, забор с балюстрадами, но, что куда практичнее, – канализация, водопровод и вытяжная система. В семнадцатом году усадьбу сумел заполучить промышленник и финансист Путилов, но так в нее и не переселился – после череды переворотов и провала корниловского мятежа уехал в Париж, а все его имущество по декрету СНК отошло Советскому государству. Пречистенский дом подновили, и по инициативе писателя Горького в нем обрели приют ученые, а также деятели искусств.

Вадим ступил в приемную на первом этаже, где за рассохшимся секретером сидела молодуха с выпирающим из-под сатиновой блузы бюстом и выкрикивала в телефонную трубку, проглатывая звуки:

– А я вам грю, что лекция по гибрдзации переностся на вскрсенье… Да! Читать будт тварщ Мичурн… Тварщ, не спорьте, у меня графк… Все, до свданья!

Закончив телефонировать, она водрузила трубку на рычаг и всем корпусом поворотилась к Вадиму.

– Вам кого, тварщ?

Темп речи у нее не изменился.

– Мне нужен Григорий Моисеевич, – церемонно поклонился Вадим, посчитав, что в святилище науки следует вести себя чинно. И добавил: – Фишман.

– А вы откуда? – с неожиданной расстановкой спросила молодка.

Подозревает, что ли? Неужто и здесь мои портреты развесили с припиской: «Разыскивается»?

– Студенческий профсоюз академии Тимирязева, – отчеканил Вадим и для вескости показал обложку билета, которым его снабдила Аннеке.

Аргумент подействовал. Грудастая снова сбилась на пулеметность:

– Григорь Мсеич у нас больше не чтает. У него ревмтизм обстрился, он тперь редко из дома выхдит.

– Какая жалость! – огорчился Вадим. – А мы его хотели к нам в академию пригласить, чтобы он с точки зрения элементарной физики обосновал преимущества электроплуга.

– Бьюсь, он вам откажет. Но мжете погврить – вдруг улмаете?

– А как с ним связаться?

– Он жвет тут недлеко, на Остоженке, в Варваринском дме… Я вам счас запшу.

Заполучив желанный адрес, Вадим направился на Остоженку. Он сравнил себя с курочкой из детской сказки про петушка и бобовое зернышко. Такое же многоэтапное странствие получается. Что-то будет в конце!

В доме Варваринского акционерного общества домовладельцев еще с прежних времен проживали историки, экономисты, математики, биологи. Нашелся закуток и для физика Фишмана. Ученый встретил Вадима в затрапезном халате, напоминающем шлафрок из тех, что носили баре в прошлом и позапрошлом веках. В квартире едко пахло горелым постным маслом – на примусе шкварчала яичница с ломтиками колбасы из второсортной конины.

Фишман – согбенный подхихикивающий старичок с дрожащими лодыжками – глянул рекомендательное письмо, составленное профессором Диканем, и предложил гостю присесть. Вадим не без опасения пристроился в бамбуковом креслице и, пока Григорий Моисеевич крошил в яичницу вялые помидоры, изложил суть своей просьбы. Ничего нового он не придумывал, – повторил все то, что накануне рассказал в Опалихе.

Физик слушал со вниманием, а после засыпал вопросами, как земский доктор, выясняющий симптомы болезни пациента:

– Говорите, тошнило, голова кружилась? А в ушах звенело? Сухость в ротовой полости была? Удушье, боли в подреберье? Слабость распространялась от темени к стопам или наоборот? Так-с… Прелюбопытно, хе-хе-хе, весьма прелюбопытно… – Он погрузился в обдумывание проблемы и просыпал соль мимо сковородки.

Молчание затянулось. Вадим скрипнул креслом.

– Что же это было?