Охота на Чупакабру

Алекс родился на месяц раньше срока, маленьким, слабеньким. Сначала даже не кричал, а пищал скрипуче. А у меня почти не было молока. Как мы только справились тогда? Но баба Света даже ожила немного, возилась с Алексом, гуляла с ним, давая мне возможность поспать часок. А когда ему исполнилось три месяца, с ней случился инсульт. Я разрывалась между младенцем и больницей. Иногда выручала Нина, соглашаясь за небольшую плату присмотреть за ним.

Отчим, которому я позвонила сразу же, ответил, что приехать не может, забрать бабу Свету к себе тем более. До самой ее смерти он так и не появился, только несколько раз переводил деньги. Как я поняла, не простил ее заступничества за меня.

Когда бабу Свету выписали, стало еще тяжелее. Речь у нее понемногу восстанавливалась, хотя говорила она очень невнятно. Реабилитация сожрала большую часть отложенных финансов, но почти не помогла. Правая половина тела так и осталась парализованной. Причем давление по-прежнему держалось высоко, и врачи сказали откровенно: любой скачок может ее убить.

Как я все это перенесла? Оглядываясь потом назад, так и не смогла понять. Это было настолько ужасно, что оставалось либо рехнуться, либо упереться. Я уперлась. Зажмурившись, стиснув зубы и кулаки. И как-то незаметно втянулась в этот безумный модус на разрыв. Уставала смертельно, но успевала все: следить за бабой Светой и за Алексом, работать на удаленке, учиться, готовить, убирать. Нина все так же помогала понемногу, и я даже пошла в автошколу, продав по настоянию бабы Светы отложенные на самый черный день доллары.

«Потом скажешь спасибо», - отвечала она на мое недоумение: зачем это, если нет машины, а денег не хватает даже на новые туфли.

Так и вышло, когда я получила хорошую работу, обязательным требованием которой было наличие водительских прав.

Да, я думала о том, что можно позвонить Мишке, и это решит хотя бы часть проблем. Но казалось, что даже малейшая помощь расслабит и выбьет меня из дьявольского ритма. Это было глупо, но тогда я не сомневалась, что поступаю правильно. Что смогу обойтись без него. И ведь обходилась же.

Баба Света угасала. Сначала я помогала ей перебираться днем в инвалидное кресло. Она держала одной рукой на коленях Алекса, разговаривала с ним, смотрела телевизор, слушала аудиокниги. Но в последние месяцы лежала, не вставая. Ничего не хотела - и вот вдруг попросила категорически запрещенного кофе.

Я насыпала в чашку пол-ложки растворимого, добавила побольше молока, принесла ей, помогла приподняться.

- Как хорошо, - вздохнула она, выпив. – Яночка, пообещай мне сделать одну вещь. Когда я умру, позвони отцу Алекса.

- Зачем, ба? – я чуть не заплакала. – И без него справлюсь.

- Я знаю, ты сильная девочка, справишься. Не в деньгах дело. Он должен знать, что у него есть сын. Понимаешь?

- Хорошо, - вздохнула я обреченно. – Позвоню.

Вадим

Может быть, кто-то другой прямо на этом месте расставил бы все точки над i.

Привет, Яна. Я вообще-то к тебе прилетел, но вижу, что это не имело смысла. Не буду мешать вашей семейной идиллии. Кстати, я все вспомнил. Инсбрук, четырнадцать лет назад. Не знаю, имеет ли теперь смысл просить прощения за тот случай. Ты и так зачетно отомстила. Счастливо.

Кто-то другой – но не я. Потому что не из тех, кто выясняет отношения. Из тех, кто разворачивается и молча уходит. Может, это глупо. Может, это неправильно. Но я – такой.

Я всегда добивался своего. Стискивал зубы и шел напролом. Тренер в спортшколе сказал родителям: Вадик мальчик хороший, но неперспективный. А я стал чемпионом мира и вторым на Олимпиаде в Ванкувере. Может, в Сочи взял бы и золото. Динка дважды отказывала, когда предлагал выйти за меня, и все равно стала моей женой. Другой вопрос, что лучше было бы не настаивать, но тогда я любил ее и хотел быть с ней. И когда пришел на завод шесть лет назад, был совершенно нулевым экономистом и ни хрена не понимал в металлопрофиле, а теперь мог заткнуть за пояс любого специалиста.

Но при этом я еще и понимал, когда надо остановиться. Когда переть танком на буфет больше не имеет смысла. Что никакая реабилитация не поможет вернуться в профессиональный спорт. Что любовь к Динке – саморазрушение, в котором уже достиг дна. И что сейчас – тоже нужно затормозить. Никакого смысла в разговорах нет. Вторая серия мне ни к чему.

Я понял это в одну секунду и успел наклониться в тот момент, когда Яна, почувствовав мой пристальный взгляд, уже поворачивалась. Присел, спрятал лицо, потом резко встал и пошел по улице. И теперь сам знал спиной, что она смотрит вслед. Успела разглядеть, узнала? И это тоже не имело значения.