Но дело не только в этом. Пришли - спросили - ушли, дело житейское. Тропа Оракула всегда испытывала людей, причём никто заранее не знал, какой сюрприз она приготовила именно для него. Если ты не справлялся с испытанием, то не имел права идти к Оракулу, нужно было поворачивать обратно.
И проходить эти извращённые "испытания" мне вовсе не улыбалось. Оракул имеет весьма странное чувство юмора... да, пожалуй, моё чувство юмора. Я помню, как придумывала его. Но тогда я в тёплой комнате сидела, попивая сладкий чай, а сейчас... Я не хочу! Я боюсь!!
Кажется, я сказала это вслух, потому что Рым вдруг усмехнулся, наклонился ближе к моему лицу и прошептал:
- Совсем недавно ты уверяла, что ничего не боишься, маленькая.
Я вздохнула. Да, так было... Но, наверное, в другом мире. Этот, созданный мной самой, действительно меня немного пугал. И хуже всего было именно осознавать то, что я сама всё придумала, сочинила и описала. Но фантазии фантазиями, а жизнь жизнью. И мне совсем не улыбалось проходить испытание Тропы Оракула. Тем более что я представляла, каким именно оно будет.
Я уже открыла рот, чтобы ответить Рыму, как вдруг поняла - он наклонился уже так близко, что я не вижу его лица. Зато чувствую обжигающее дыхание на своей щеке.
- Всю свою жизнь я ненавидел людей, Линн, - от хриплого голоса Рыма у меня почему-то странно, но радостно забилось сердце. - Ненавидел с того самого дня, как твои сородичи сожгли мою деревню, убив на моих глазах мать, отца и сестру. Никого не пощадили, даже детей. Меня спасло только то, что с раннего утра я ушёл в лес за ягодами для праздничного пирога - на следующий день сестре должно было исполниться пять лет - и когда вернулся, то застыл, увидев свой горящий дом, мёртвые тела соседей, родителей, которых забивали камнями, плачущую сестру. Они прирезали её, как свинью, Линн. А меня спасло только то, что от страха я даже пошевелиться не смог. И потом я тысячу раз проклинал себя за трусость, за то, что отсиживался в кустах, пока твои сородичи убивали моих родных и знакомых.
- Рым... - прошептала я, чувствуя, как в глазах закипают слёзы, как сжимается в комок сердце от осознания собственной вины - ведь это я сделала! Не они, мои "сородичи", а я! Потому что именно я написала эту жуткую историю когда-то на страницах собственной книги.
Но Рым не дал договорить, прижавшись губами к моей щеке, оглушая своим горячим шёпотом.
- Понимаешь, почему, увидев тебя, я так отреагировал? Понимаешь, почему называл человечиной? А потом я совершил свою самую большую ошибку, когда решил прощупать тебя, чтобы понять, есть ли в тебе нечто, чего нам стоит опасаться. И, заглянув в твои глаза, я провалился очень глубоко. Я видел твою душу, я коснулся её, и это было так... радостно и сладко... и в то же время - очень больно, Линн. Как будто кто-то сделал мне удивительный подарок, а потом - почти сразу - отнял, и отнял навсегда. А я не хочу... не хочу отпускать тебя, маленькая...
Мысли у меня путались. Я совершенно точно сходила с ума. От голоса Рыма внутри меня всё вздрагивало, билось, звенело и словно пускалось в пляс. От его рук, которыми он осторожно меня обнимал, по всему телу разливалось нежное, ласковое тепло, и казалось, что оно может согреть меня не хуже норковой шубы.
И почему-то хотелось заплакать. Прижаться, никогда больше не отпускать, и - плакать...
Что со мной?
- Рым... - еле смогла выдохнуть я, когда он легко прикоснулся своими губами к моим.
- Я просто хочу узнать, что мне теперь делать... с этим чувством ... Я ведь... не хочу тебя отпускать, понимаешь? Никогда... Но и быть с тобой... мне нельзя, маленькая.
"А я могу спросить у Оракула, как попасть домой..." - вяло подумала я. Но так ли уж мне хотелось туда? Теперь я не была уверена.
Я обнимала Рыма обеими руками, прижималась к нему изо всех сил, и мне почему-то казалось, что вот он - дом, в который я наконец вернулась.
Тепло, нежно, удивительно, безрассудно... Я, кажется, совсем растеряла по пути свой разум. Забыла о времени, растворилась в объятиях, слыша только стук двоих сердец.
- Нам пора, маленькая
Куда? - хотела спросить я. А потом вспомнила... И, обречённо вздохнув, поспешила вслед за Рымом, который уже возвращался к остальным.
***
Потом, когда мы, простившись с Милли, Брашем и Бугалоном, разъехались в разные стороны, у меня было достаточно времени подумать о случившемся. Откинувшись на широкую грудь Рыма, я попробовала уснуть, но почему-то не смогла. И вместо того, чтобы унестись в царство Морфея, я думала, анализировала и рассуждала.
Я никогда не была влюбчивой. И с тех пор, как встретила Игоря, на мужчин не заглядывалась. Но то, что произошло у нас с Рымом, я была не в силах объяснить.
И безрассудной я тоже никогда не была. Так почему же я так странно реагирую на близость этого орка? Почему он кажется мне таким родным? Почему не хочется отпускать его или куда-то уходить самой? Откуда все эти странные мысли?