Каждую секунду мне казалось, что ещё немного - и впереди нас вынырнет очередной отряд любителей поживиться за чужой счёт, и моим спутникам придётся срочно вынимать мечи и защищать мою девичью честь. Именно честь, потому что, если я правильно поняла, получить силу демиурга можно только тем самым путём, о котором рассказали мне Робиар с Громом.
Интересно, кстати, как там Гром? Вырвался ли из Эйма? Поговорил ли с Аравейном? И если да, то... что? И не совершаю ли я ошибку, стремясь в столицу? Вдруг этот маг тоже будет не прочь моей силушки захапать за бесплатно. Я была не уверена в этом своём решении, но... разве у меня был выбор? Разве я могла поступить как-то по-другому?
Сидя дома, под тёплым пледом, сочиняя собственную книгу или читая чужие, всё кажется таким лёгким и простым. Это всего лишь слова, которые чья-то искусная рука сплетает в предложения. Всего лишь фантазии, пусть даже очень интересные и захватывающие.
Теперь же, зная о том, что эти фантазии могут стать реальностью, я не была уверена, что когда-нибудь вновь буду писать книги. Зная о том, что каждая написанная строчка где-то воплощается, что я причиняю боль не просто никогда не существовавшим героям, а настоящим, реальным... Что я порой убиваю их, награждаю счастьем или отнимаю его - просто потому, что мне так хочется. При мысли об этом у меня мурашки бежали по спине, невзирая на близость горячего, как костёр, Рыма.
Зачем нужна такая сила? Зачем она даётся обычным людям? Если бы я знала... Если бы я только знала, что мои фантазии существуют на самом деле... Клянусь всем, что мне дорого - я написала бы совсем иначе. Я никогда не убила бы Рыма, я не стала бы причинять боль Милли...
"Теперь ты понимаешь, почему демиургам нельзя появляться в созданном своими руками мире, Линн? - шепнул на ухо лукавый голос. - Теперь ты понимаешь, почему им вообще
Я грустно улыбнулась.
"Пожалуй, да, понимаю. Потому что когда ты узнаёшь, что сам создал не только радость, счастье и любовь, но и боль, страх, жестокость и насилие, своими руками убил не фантазию, а реально существующего человека... Ты не можешь больше ничего создавать. Не хочешь иметь такую силу".
"Этим вы и отличаетесь от Бога, Линн", - прохладное дыхание невидимого существа пощекотало мне шею.
"Но зачем? Зачем нужна такая сила? Пожалуйста, ответь мне, Хранитель! Ты ведь знаешь?!" - мысленно прокричала я.
И тут же зажмурилась. Потому что внезапно дорога перед нами стала совершенно иной - ухабистой, неухоженной, нетоптаной. А самое главное, что будто изнутри всех растущих рядом кустов вдруг начал наплывать туман - сначала белёсый и полупрозрачный, затем - серый и кружащийся вокруг своей оси.
- Тропа Оракула, - тихо сказал Рым, спрыгивая на землю и снимая меня с коня. - Дальше идём пешком.
- А верхом почему нельзя? - поинтересовалась я.
- Ноги лошади переломают. В таком тумане они не будут видеть ям и ухабов.
Тьфу, Линн, что за глупый вопрос? Ты ведь знаешь на него ответ. Сама ведь придумала эту Тропу.
Я огляделась по сторонам и мысленно повторила:
"Хранитель! Где ты? Пожалуйста, ответь! Зачем нужна такая сила?"
Я увидела, как маленький сгусток тумана отделился от общей массы, клубящейся за ближайшими кустами, подплыл к моим сапогам и закружился вокруг своей оси, как юла, детская игрушка.
А потом я почувствовала чужое холодное дыхание на своей шее. Оно было настолько ледяным, что волосы у меня на затылке подозрительно зашевелились.
"Ты должна понять это сама, Линн".
Когда мне на плечо упало несколько снежинок, я чуть не отпрыгнула в сторону, но чьи-то руки легли на плечи - невесомые, холодные, но почему-то очень ласковые, и я застыла.
"Иди!"
И меня легонько толкнули вперёд, к Тропе Оракула. Я обречённо вздохнула и обернулась на своих спутников.
- Рым, Тор? Вы идёте?
Орк кивнул и, взяв свою лошадь под уздцы, зашагал рядом со мной. А когда я услышала недовольный вздох Тора и его раздражённое бормотание, то поневоле улыбнулась.
Я знала, что ждёт меня впереди. Слишком хорошо знала. Но пока почему-то совсем не боялась.
Интересно, а ты сейчас видишь меня?.. Слышишь? Ты... гордишься мной?
Как бы я хотела это знать...
За пределами повествования
Дождь барабанил по крыше, выстукивая тяжёлыми, грузными каплями своеобразную мелодию, которая почему-то казалась Эдигору очень грустной.