Охота на демиурга

Теперь, когда им с Люком уже было по четырнадцать, они оба стали очень привлекательными юношами. Люк, показавшийся когда-то Эдигору невзрачным мальчишкой с "мышиного" цвета волосами, стал обладателем шикарной светло-русой шевелюры, вспыхивавшей на солнце медными искорками, и ярко-серых глаз, умеющих быть как тёплыми, так и колючими.

Сам же Эдигор вытянулся в длину гораздо больше, чем в ширину, и был уже на полголовы выше своего друга. На высокого, худощавого принца, с прямыми тёмными волосами до плеч и спокойными карими глазами заглядывалась половина придворных дам. Даже та её часть, которая была старше будущего императора ровно в три раза. Но зажимать девушек по углам Эдигор почему-то считал недостойным, хоть и видел несколько раз, как это делает отец. С точки зрения наследного принца, это было крайне неосмотрительно со стороны императора - он должен быть символом и образцом для подражания, а если каждая кухарка будет рассказывать о том, что выделывал его величество со своей новой пассией прямо в коридоре... В общем, Эдигор пока искал обходные пути. Ему нужна была такая девушка, которая сумела бы держать за зубами свой острый язычок. И пока, к сожалению, среди ближайшего окружения таких ему не попадалось. Единственным исключением была Мика, но использовать своего верного друга в качестве постельной грелки Эдигору казалось неправильным и нечестным.

Да, кстати! Когда принц перечислял близких и дорогих ему людей (и не людей), то забыл ещё об одном человеке. И теперь этот человек тихо подкрадывался сзади, стараясь не нарушить покой старшего брата...

- Иди сюда, Лу, - усмехнулся Эдигор - после тренировок Аравейна и Громдрейка он слышал даже писк мышей в дворцовых подвалах. - Я тебя заметил.

Раздался лёгкий, едва уловимый вздох. А потом рядом с принцем села маленькая девочка в длинном платье тёмно-синего цвета, с красивой белой вышивкой на рукавах и подоле. Золотые, будто светящиеся изнутри волосы доходили малышке до талии. И Эдигор в который раз залюбовался своей сестрой.

Лу села рядом, не обращая внимания на дождь, и подняла на брата тревожные голубые глаза, в которых сейчас стояли искренние, неподдельные слёзы. И такие они были горькие, что юноша вздрогнул.

- Лу?.. Что случилось?

Одна слезинка скатилась по щеке, не смешиваясь с дождём.

- Мама...

И Эдигор сразу всё понял. Подавшись вперёд, он прижал сестру к себе изо всех сил, чувствуя, как дрожат её маленькие плечи, а из груди рвётся отчаянный плач.

- Лу, хорошая моя, маленькая...

Он говорил, и говорил, и говорил... Почти не помнил, не осознавал, что именно. Лишь бы только успокоилась, не плакала...

Императрица Мариника заболела давно, и здесь был бессилен даже Аравейн. Она подхватила смертельную красную лихорадку, эпидемия которой прокатилась поздней осенью по Лианору, прихватив с собой несколько десятков жителей, и всё, что мог сделать наставник Эдигора - это замедлить болезнь. От красной лихорадки не было лекарства. Больной либо выздоравливал сам - по неизвестной лекарям причине - либо умирал, сгорая от высокой температуры, в горячечном бреду.

Устраивать в такой ситуации бал в честь совершеннолетия наследного принца Эдигор считал настоящим кощунством. Но так желал император. Да и сама больная была не против, говорила, что не хотела бы, чтобы они с Лу грустили.

Но сколько Эдигор ни рылся в себе и своих чувствах, особенной грусти он не находил. С раннего детства его воспитывали не отец и мать, а совершенно посторонние люди, поэтому теперь, узнав, что императрицы больше нет, Эдигор не почувствовал ничего, кроме лёгкого укола сожаления - наверное, от того, что он толком не знал свою мать, - а ещё - огромное желание утешить маленькую Лу, для которой Мариника значила гораздо больше. Честно говоря, императрица обожала свою дочь и не отпускала её от себя все четыре года, прошедшие после рождения принцессы Луламэй. Только Эдигору было позволено играть с Лу, сидеть с ней и брать девочку на прогулки, пока императрица занималась делами, и никому другому.

Они странно смотрелись рядом - принц, такой тёмный, сосредоточенно-спокойный, и принцесса, светлая, сияющая в своей искренней детской непосредственности.

И только Эдигор знал, что за этим фантиком скрывается очень мудрая и серьёзная маленькая девочка, способная не уступать в хладнокровии своему старшему брату.

Но сейчас они сидели на крыше, под проливным дождём, на время забыв о всех своих масках и фантиках, и обнимались. И у Эдигора немного болело сердце от осознания того, что Лу каким-то образом нашла его... догадалась... пришла сюда, к нему. А больше ведь она ни к кому не могла пойти. И наследный принц очень хорошо знал это чувство - когда тебе не к кому пойти. А ещё - когда ты просто не имеешь права плакать и забывать о своём статусе. Не дозволяется. Ему всегда чего-нибудь не дозволялось...

- Как ты нашла меня? - тихо спросил Эдигор, поглаживая сестру по золотым волосам.

- Не знаю, - всхлипнула Луламэй. Её голос было едва слышно из-за того, что девочка уткнулась в парадный камзол брата. - Я просто знала, что ты здесь. И пошла.