Я подняла уголок губ, но ответная реплика застыла на языке. Может, я и живу в его сердце, а он в моем, но мы больше не пара. По крайней мере, не в том смысле, в каком нам хотелось бы.
Улыбка Томаса тоже увяла, и он вернулся к работе. Беспечный момент сдуло, словно лист ветром. Я возобновила собственные изыскания, полностью сосредоточившись на поисках намека или подсказки, которые помогли бы определить местоположение настоящего Джека-потрошителя. Пока что Натаниэлю удавалось не называть имени своего кровожадного соратника.
Я обратилась к следующей страшной порции страниц с чертежами сложных механизмов, вживленных в ткани и органы. По спине пробежал холодок. Сердце с шестернями, легкие, сделанные из кожи какого-то животного. Остальные органы было сложнее определить, хотя один напоминал матку. Потом были руки, пугающе похожие на ту, с пароприводом, что я нашла у нас дома. Наброски Натаниэля чем-то напоминали эскизы Мефистофеля, который был необычайно талантливым инженером. В другой жизни они могли бы стать друзьями. Я с трудом подавила внезапно захлестнувшие меня эмоции.
Томас положил дневник на стол и склонил голову набок.
– Что такое?
Я сжала переносицу пальцами.
– Тебе не понравятся мои мысли.
– Напротив, я нахожу их весьма привлекательными. Особенно неподобающие.
Это по крайней мере вызвало у меня улыбку. Похоже, чтение про безумные эксперименты и подробности убийств – именно то тонизирующее средство, которое требовалось Томасу для бесстыдного флирта. Моя улыбка испарилась.
– Я думала об Эйдене.
– Мефисто? – Томас прищурился. – Что ж, ладно. Надеюсь, ты представляла его полностью одетым, в одной из его дурацких масок и безвкусных сюртуков. – Он улыбнулся, слишком уж искренне, и я приготовилась услышать, чем же вызван столь довольный вид. – Покрытым личинками тоже было бы забавно. Помнишь, когда такое произошло с князем Николае? Один из лучших моментов в моей жизни, правда. Клянусь, порой я вспоминаю выражение его лица, когда личинки высыпались на него из трупа, и у меня на весь день поднимается настроение. Вот, – он широко улыбнулся, – я вспомнил сейчас, и это великолепно.
– Серьезно? Я этого почти не помню, и не зря. – Я покачала головой. – К тому же, между прочим, у нас тут расследование полным ходом, а тебя все еще раздражают блестки Мефистофеля?
– Нет, – ощетинился Томас. – Меня раздражает, что я забыл свои и не мог щеголять в собственном карнавальном костюме. Кроме посредственных шуточек, ему больше нечем похвастаться. Наверное, к лучшему, что я не затмил его и в этом отношении.
Я закатила глаза, и Томас поднял руки. Прохвост развеял мое мрачное настроение и знал это. Может быть, у нас и получится эта дружба после свадьбы. Будет непросто, как и многое в этой жизни.
– Ладно, ладно, – уступил Томас. – И о чем же ты думала?
– Что они с Натаниэлем стали бы хорошими друзьями. – Я открыла дневник и вернулась к изучению мрачного материала. – Возможно, если бы брат встретил человека, которому тоже нравится создавать механизмы… может, он нашел бы своим умениям лучшее применение. Может, он до сих пор был бы жив. – Я провела пальцем по строчке. – Может быть, этих несчастных женщин не убили бы.
Не успела я моргнуть, как Томас вскочил со своего места. Он сел рядом и обнял меня за плечи.
– Уодсворт, не иди по этому пути. Он приведет только к разбитому сердцу. «Может быть», «наверное», «что, если», «если бы только» – все эти слова надо запретить. По крайней мере, объявить вне закона в нашем мире. – Он прижался губами к моему виску, неожиданно тепло и приятно. – Натаниэль сделал свой выбор. Каким бы из бесконечного множества путей он ни пошел, он всегда мог в итоге оказаться в той лаборатории, поворачивая тот выключатель. Те женщины, как бы жестоко это ни звучало, всегда подвергались бы опасности, обусловленной природой того, чем они вынуждены были заниматься, чтобы выжить. Если бы твой брат не убил их собственноручно, если бы в действительности тем ножом орудовал кто-то другой, их судьба все равно была предрешена. И как ни переставляй факты, этого не изменить.
– Ты правда в это веришь?
– Правда, – горячо кивнул Томас. – Ты говорила про выбор и ошибки. Натаниэль выбрал свой путь. Конечно, это оказалось фатальной ошибкой, но он имел полное право совершить ее. Какими бы дурными ни были его поступки.
– Да, но…
– Если это истинно для нас с тобой и любого, кто совершает ошибки, то верно и для твоего брата. И то, что масштаб его ошибок больше и ужаснее, не отменяет этого основополагающего факта. Если ты можешь простить себя и извлечь урок, то рассматривай все как есть. Ужасная ошибка – во многих смыслах, – которая закончилась трагедией для многих людей.
Что-то внутри начало отпускать, сначала медленно, потом быстрее. Чувство вины. Только когда оно ушло, я поняла, как крепко держалась за него. Чувство вины преследовало меня с тех пор, как умерла мама, и наступало на пятки после смерти брата. Я винила себя в их смерти. Я так свыклась с ним, что до ужаса боялась отпустить.