Охота на Джека-потрошителя

Черные волнистые линии заражения покрывали эту чудовищную руку. Пальцы с серыми кончиками дергались, ногтевые ложа высохли на стыке с металлом и костями.

Что бы отец ни пытался сделать с этой… штукой, он потерпел неудачу.

Пшш-чу. Пшш-чу.

Пар вырывался из странного устройства, заставляя мертвые пальцы сгибаться через равные интервалы. Я была так потрясена, что даже не прикрыла рукой рот.

По крайней мере, мое сердце не сошло с ума, я чувствовала его биение во всем теле, оно качало кровь так быстро, что я боялась свалиться с ног из-за его безумной спешки сбежать. Если бы отец, или даже Блэкберн, выскочил вдруг из темного угла, я бы умерла на месте.

Я медленно отошла от механической руки, покрытой плотью, и стала обводить взглядом комнату, перескакивая от одного ужаса к другому.

Пшш-чу. Пшш-чу.

Животные в банках с образцами находились в разной степени разложения, их плоть и мягкие ткани распадались в жидком аду. Грубо сделанные отвратительные объекты лежали на столах по всей мини-лаборатории. Птицы, разорванные на куски, торчали из пасти мертвых кошек, сцены жестокостей природы были выставлены с отвратительной целью – превозносить торжество сильных. Это напомнило мне о гораздо более мрачном варианте домашней лаборатории Томаса. Я подошла ближе, не в силах удержаться от желания лучше рассмотреть эти ужасающие творения.

На другой полке я заметила бутылку из-под имбирного пива, наполненную темно-красной жидкостью. Я взяла ее, повертела перед собой. Жидкость уже свернулась и превратилась в желе. Джек упоминал о ней в одном из своих писем. Он не лгал.

Я выдохнула, и выдохнутый воздух превратился в маленькие белые облачка пара. Здесь, внизу, стоял невыносимый холод. Я потирала руками предплечья, шагая к машине, стоящей почти в центре комнаты, которая издавала те самые тихие звуки «пшш-чу», и остановилась, чуть не споткнувшись о собственные ноги, когда увидела самый ужасный из всех предметов.

Человеческое сердце находилось под стеклянным колпаком, а тихие звуки издавала машина, которая снабжала его электричеством и заставляла продолжать биться.

Прижав руку ко рту, я заставила себя успокоиться, не кричать и не задыхаться. Трубки, наполненные жидкостью, выходили из этого органа и тянулись над столом к чему-то, что я не могла рассмотреть, не подходя ближе. Я смотрела на жидкость, пропускаемую через сердце прибором для трансфузии, – она была черной, как нефть, и от нее шел запах серы.

Пшш-чу. Пшш-чу.

Я проглотила отвращение. Отец действительно потерял рассудок. Призраки его жертв окружали меня, предостерегали, что надо вернуться, убежать. Или, может быть, это мой собственный инстинкт предостерегал меня, приводил в состояние «сражайся или беги». Но я не могла удержаться и постепенно огибала стол, – так убитые проститутки не могли устоять против выпивки – я не могла уйти, не увидев, куда сердце перекачивает свою странную жизненную силу.

Дыхание мое участилось, ускоряя пульс и заполняя организм добавочным кислородом, и от этого я одновременно еще сильнее нервничала и готова была упасть в обморок. Я слышала внутри себя вопли: «Нет! Вернись! Беги!», но продолжала двигаться вперед.

Пшш-чу. Пшш-чу.

Закрытый деревянный ящик, длиной и шириной с сосновый гроб, стоял на полу, и трубки исчезали в нем, словно черви, зарывшиеся в землю. Я не хотела знать, что в этом ящике. Я остановилась, чувствуя, как инстинкт самосохранения рывком отдернул меня назад.

Но я заставила его замолчать.

Я не должна была трогать крышку, но понимала, что это невозможно. Меня тошнило от ужаса, я знала, почему-то просто знала, что я там найду, и не могла уйти, не узнав правду. Я смотрела, как моя дрожащая рука тянется вниз, по собственной воле, и приподнимает рассохшуюся крышку.

Внутри этого гроба лежала моя мать.

Ее серая плоть – из лоскутов сгнившей кожи вперемешку со свежими заплатками – блестела под слоем неестественного пота. Кожа на челюсти сгнила, создавая впечатление постоянной презрительной усмешки. Под пересаженной кожей бурлила искусственная жизнь.

Отец не пытался завершить успешную трансплантацию органа. Он пытался вернуть маму назад из мира мертвых – через пять лет после смерти.

Весь страх, который я в себе сдерживала, разбился, как стекло. Я закричала, выпустила крышку и попятилась назад, наткнувшись на стол. Тихий шум машин стал громче. Или, может быть, я была готова лишиться чувств. Я закрыла лицо руками, пытаясь избавиться от картины, пылающей в моем воображении. Этого не может быть. Он не мог такое сделать.

Никто, даже самый безумный преступник, не попытался бы сотворить нечто столь богопротивное. Мы ошиблись в мотивах Джека-потрошителя. Даже Томас не мог бы предсказать подобное.

Я все время пыталась оттащить себя прочь, отвести взгляд от сгнившего лица и разложившегося тела. Но не могла сдвинуться с места: казалось, ужас был таким сильным, что приморозил меня к месту. Время словно застыло. Жизни вне этого ада не существовало.