Охота на единорога

Но как только он закрыл глаза, ему тут же привиделся ювелир Убейд. Он сказал ему: «Эти американцы прикидываются помешанными, бросают на нас огонь и смерть, а потом скажут: «Мы только шутили».

— Кто разжигать вражду людскую любит, того, в конце концов, его ж огонь погубит, — ответил ему Серж стихотворной строчкой, открыв глаза, но в комнате никого не было. И это было очень хорошо. Наконец он понял, что можно заснуть и больше уже не просыпаться. Офицер придет еще не скоро.

Он отстранился от мира, отказавшись от участи мотылька, летящего в огонь, и барану, бодающего ворота. Серж заснул, обретя покой и счастье.

И ему было смешно оттого, что ветер за окном — задул факел у него в голове, но раздул огонь в печи. Никакой печи не было раньше, но теперь — ему полыхнуло жаром в лицо.

Ему было хорошо, но горячо. Хорошо как в раю, но жарко как в аду. Что ни говори, а эти два места расположены по соседству. Муки одних усугубляются от сознания, что огонь, пожирающий их, одновременно согревает других, тем, кто счастливее.

Он был полностью доволен, но это состояние оказалось так непривычно. Наверное, он любит страдание, подумал Серж. Нужно стать безжалостным, беспощадным к себе и ввергнуться в этот огонь. Только тогда можно достичь чего-нибудь.

Но он не хочет ничего достигать! Вот только он что-то не доделал в жизни.

Падение — и легко, и не страшно. Страшнее упав, лежать не в силах подняться и уже не вставать, лукавым разумом прикрывая слабость воли. «В победе зла — падение. В добре — спасение» — пронеслось у него в голове что-то наподобие псалмов.

Все — движение. Иногда быстрое, так что даже рябит в глазах и поражает воображение, иногда медленное, едва уловимое. Остановка — все равно невозможна, двигаться нам суждено и необходимо. Но, когда деградируешь, двигаешься не к радости и счастью, значит, двигаешься к горю и боли, вниз. Но что верх и низ — не понять, и одна только жизнь, покуда она длиться — горизонтальное падение.

Это нормально бежать от гибели, если ты один на один с нею, и не презираешь жизнь, если она не успела надоесть.

На какое-то мгновение все беспокойные мысли куда-то унеслись. Он почувствовал покой и гармонию. Нет, и не может быть никаких конфликтов.

Сергею приснилось, что он ждет гостей. Или сам направляется к кому-то в загородный дм. Сержу предстояло сажать какие-то красивые, но совершенно ничем не пахнущие цветы, он старался сделать это хорошо, но не знал как. Ему казалось, что из-за этого произойдет охлаждение взаимоотношений с его домашними, возникло эмоциональное недовольство, досада…

Серж попытался открыть глаза и — вскрикнул о боли, лишенный возможности снова их закрыть. Ему в глаза посыпался песок и пыль. Он хотел перевернуться, но сделать это было трудно, на нем лежали камни и доски. Он с трудом освободился от обломков, но боялся притронуться к глазам, они казались двумя обнаженными ранами. Тогда он расстегнул штаны и, выпустив в ладошку содержимое мочевого пузыря, промыл глаза и убедился, что не ослеп.

Глаза болели, исцарапанные песком, но он что-то различал вокруг. Так же очень смутно он слышал звуки, в ушах шумело. Встать во весь рост мешала сумка с манускриптом. Он долго выдергивал ее из-под кирпичей, вытащил и повесил себе на плече. Ему куда-то надо было идти, или ехать, но он не помнил куда, и самое главное очень болел бок.

Глава 12

— Ты много путешествовал, — сказал король, — расскажи мне, пока мы доедем до места, что ты видел?

— Странно, — сказал звездочёт, — ты — владыка и вам не свойственно интересоваться землями, где обитают чужие подданные.

— Мне интересны не столько земли, сколько твой рассказ о них…

— Ну что ж слушай: мой путь начался в одном из королевств Пиренейских, которое теперь, когда я побывал в стольких землях, и само затерялось в моей памяти среди прочих чудных стран. Что же касается родины, которой обладают все живущие и ты в том числе, великий король, то у меня — её не стало, я в долгих странствиях, заполненных к тому же постижением наук, потерял свою родину. То есть она есть, я мог бы вернуться. Но я обнаружил бы там (так уже было 10 лет спустя после отплытия за океан с одним итальянцем) какую-то землю и каких-то людей, язык которых мне понятен, и которые во всей своей простоте понятны мне. Но я не чувствую к ним большего, чем та нежность, что храниться в душе, нежность к воспоминанию о тех же самых людях, таким образом она вроде бы принадлежат им. Но, это не совсем так, ибо они были некогда увидены глазами мальчика: ребёнка подростка, юноша, преодолев, что оказалось нетрудно, зов родных мест, снарядил корабль в новые земли и отплыл вместе с другими знатными юношами, мужами и их людьми.

По возвращении, а вернулись немногие, кто-то остался там — в далёких землях за морем, кто-то утонул или был убит, но я вернулся и по возвращении привёз не столько золото, сколько древние науки давно забытые у нас. Но привез ещё немного драгоценных металлов, путешествие окупалось.