Охота на эмиссара (СИ)

Мне было страшно признаться даже самой себе, что я отчаянно, до рези в грудной клетке вновь хочу увидеть Фабриса, что я нуждаюсь в нём так же, как люди нуждаются в воздухе, цветы — в солнце, а рыба — в воде. Когда он был рядом, он был моим воздухом, солнцем и водой. Когда он уходил, я начинала задыхаться, замерзать и мучиться в агонии жажды.

«Нельзя так любить, чтобы растворяться. Нельзя!» — тщетно твердила я себе и рьяно вгрызалась в работу, потому что это единственное, что отвлекало от размышлений о сероглазом мужчине. Я где-то слышала фразу, что сердцу не прикажешь, только если оно не ведёт к тому, что убивает. Любовь к Фабрису медленно отравляла и разъедала внутренности, но я всё равно не могла заставить себя перестать наслаждаться минутами, когда он был рядом. И если бы он не отдалялся… если бы я только чувствовала, что нужна ему так же, как и он мне. Но он как будто специально меня отталкивал. Хотя потом притягивал...

Дни стали бесконечными и маетными, как свинцовые тучи на Тур-Рином, и тяжёлыми, как бессонные кромешные ночи.

Надо было закончить этот фарс.

Надо было…

Но я не могла.

Я совершенно запуталась в собственном лицемерии; один внутренний голос, словно насмехаясь, говорил, что это именно то, чего я хотела, а второй тихо, но упрямо повторял, что это именно то, чего я боялась.

Таких случаев, как в грузовом лифте, у нас с эмиссаром больше не происходило: мы всё же если и уединялись, то старались делать это или в его квартире на Цварге, или в моей — на Тур-Рине. Несколько раз я ловила на себе сочувствующие взгляды от Жана, излишне внимательные — от Онезима и прищуренно-изучающие — от Роджера, но ни один из них не сказал мне и слова. Это и удручало, и радовало одновременно. Если бы хоть кто-то что-то сказал, я бы не выдержала и высказалась в ответ, а так… они лишь смотрели. И знали.

Апофеозом странных и вязких, как болотная топь, отношений стал апрельский звонок от Лейлы Виланты, который и вовсе превратил мою жизнь в гротескную трагикомедию. Полупрозрачная, мерцающая голубым светом голограмма соткалась в полный рост прямо на кухне. Не узнать чистокровную цваргиню и настоящую жену Фабриса было невозможно. Вот только пока я изумлённо смотрела на внушительный живот явно беременной женщины, она первой начала диалог:

— Значит, ты та самая Даня?

— Да, та самая.

Даже отпираться не стала, сказала как есть и безразлично пожала плечами. Взгляд скользнул по объемному животу Лейлы, и я малодушно поймала себя на том, что даже не хочу знать, кто отец ребёнка. Боюсь, если окажется, что Фабрис мне всё-таки врал, то я не выдержу и скачусь в депрессию.

— Будет мальчик?

— Духи Предков ответили, что девочка. — Лейла улыбнулась и положила ладонь на платье. Запястье собеседницы было украшено причудливой татуировкой с переплетающимися лозами и цветами. Тонкая работа. Забавно, раньше у расы цваргов любви к татуировкам я не наблюдала. Неужели это веянье Ларка?

— Я рада за тебя, — ответила, причём совершенно искренне.

— Ох, а как я рада! — Цваргиня ослепительно улыбнулась, и я мысленно поймала себя на царапнувшей зависти. Высокая, в лёгком воздушном платье, с распущенными чёрными волосами и в обычных мокасинах на босу ногу, она выглядела куда как элегантнее и достойнее, если это слово вообще применимо ко внешности, чем я в строгом офисном наряде. Лейла будто бы источала грациозность, стать, неповторимую внутреннюю энергию. — Но вообще-то я звоню тебе, чтобы поругаться, Дань.

Последние слова она добавила таким тоном, каким отчитывают написавших на ковёр щенков: вроде отругать надо, а вроде — любимый питомец. Понятно, что он пока ещё маленький и плохо понимает, что гулять можно только на улице.

Я не нашлась с ответом, зато Лейла, явно приободрённая моим молчанием, продолжила:

— Обычно я никогда не позволяю себе лезть в чужие отношения и считаю это крайне неэтичным, но Фабрис столько для меня сделал, что я просто не могу стоять в стороне!

Ага, именно с этими словами обычно разгневанные жёны звонят любовницам. Я села на стул — чтобы было проще переварить информацию.

— Слушаю.

— Мы редко с ним общаемся, но за последние месяцы я заметила, что он явно осунулся.

Я пожала плечами. Возможно. Те редкие моменты, когда мы вместе, мы почти не разговариваем, да и рассмотреть друг друга сложно. Фабрис предпочитает встречаться только по ночам, как будто меня стыдится…

— Он и прошлый-то год выглядел не всегда хорошо, у него было какое-то сложное дело, а сейчас вроде работа наладилась, но выглядит ещё хуже. Мне кажется, это связано с бета-колебаниями. Ты же знаешь, мы, цварги, человеческими болезнями не болеем.

Я кивнула. Не зная, можно ли рассказывать об отравлении алисеном, ответила уклончиво:

— Да, у Фабриса были определённые проблемы с бета-колебаниями, но теперь уже волноваться не стоит. Насколько мне известно, всё в порядке.

— Правда? — Лейла облегчённо выдохнула. — Что ж, я рада. Спасибо тебе.

— За что? — Я искренне удивилась, но цваргиня не ответила. Она дёрнулась, взмахнула рукой и…