Охота на фазана

С одной стороны – Фенимор Купер с его идеалистическими представлениями о благородных индейцах, да несколько случайно увиденных немецких фильмов студии ДЕФА с «главным индейцем», югославом Гойко Митичем.[21] Был еще старый фильм с благородным мстителем индейцем Джо Навахо.[22]

С другой – вестерны с Джоном Уэйном,[23] Клинтом Иствудом,[24] Ли Ван Клифом,[25] где роль коренных обитателей Америки была отнюдь не положительной.

Огромная колоритная индейская культура оставила лишь незначительные следы, стертые ветрами прерий… Вот те осколки минувшего, по которым еще некоторые люди помнят, что бывали индейцы. Прическа воинов-ирокезов в виде зеленого или оранжевого петушиного гребня у нынешних панков. Удобные кожаные мокасины. Джип «Чероки», вертолеты «Апачи», транспортные самолеты «Дакота» да крылатые ракеты «Томагавк»…

А как же гуроны, сиу, семинолы, ожибва, хопи и многие, многие другие, которые ушли в Долину смерти и чьи следы были занесены песком времени?

* * *

Еще в детстве, маленький Джузеппе Пачинни буквально заболел романтикой Дикого Запада. Он не пропускал в стареньком кинотеатре ни одного фильма. А фильмами, настоящими фильмами были только вестерны. Если верить в переселение душ, то, возможно, душа индейца-воина вселилась в маленького итальянца. След от итальянского ботфорта прослеживался на протяжение практически всей сознательной истории человечества. А начинались эти следы с сандалий легионеров великой Римской империи, легионы которой шагали по пыльным дорогам далеких стран.

Он принадлежал к нации, великий сын которой Америго Веспуччи подарил свое имя будущей сверхдержаве. Джузеппе тоже был сыном великой страны. Он, как и все мальчишки его возраста в итальянском квартале, играл «в индейцев», четко деля весь мир на «краснокожих братьев» и «бледнолицых собак».

В возрасте девяти лет он самостоятельно смастерил свой первый лук. А через год, стащив старый кухонный топорик из чулана, Джузеппе переделал его в «настоящий боевой томагавк». Даже своим родителям и двум младшим сестрам он придумал настоящие индейские имена, которые отражали подлинную сущность каждого обладателя.

Мать получила от него имя Тенистая Скала, потому что была способна укрыть бедного маленького сына от гнева разъяренного папаши.

Отец был награжден прозвищем Пивной Гром, из-за непомерного поглощения бурлящих пивных рек из «Гиннеса», «Миллера» и «Короны», низвергавшихся маленькими ниагарскими водопадами в его бездонную глотку. Беспрестанные возлияния любимого напитка превратили и без того темпераментного от природы итальянца в пивного буяна.

Лиззи, старшая из сестер, носила имя Змеиный Глаз из-за своей острой наблюдательности и змеиного характера жалить исподтишка. О любых проделках брата немедленно доносилось родителям.

Младшая, Николетт, была прозвана Водопадом Слез. Не было такой шутки, на которую бы она не обиделась, реагируя потоками слез из своих голубых глаз – такого количества соленой воды хватило бы наполнить не одно море.

Сам Джузеппе называл себя Когтем Кондора. Ему нравились эти громадные птицы, одиноко парившие в царстве белоснежных облаков. Размах крыльев у калифорнийского кондора почти три метра, клюв короткий и сильный, приспособленный для расчленения жертвы. Угольно-черная окраска с белыми перьями на нижней стороне крыла, а также черный «воротник» с торчащими во все стороны перьями делает его похожим на спустившегося с небес черного ангела. И никому не будет пощады.

Да, он маленький, но никогда не сдавался в драках и не спускал обидчикам, дразнившим его «паршивым итальяшкой» или «сопливым макаронником». В школьных походах он, пожалуй, был лучшим скаутом, который мог с помощью увеличительного стекла и сухого мха разжечь костер, даже не пользуясь спичками. Или поставить удобный шалаш или найти пещеру в горах, чтобы скрыться от проливного дождя. Он умел распознавать съедобные корни, и знал, какие травы прикладывать к ранам, чтобы остановить кровь и унять боль. Его сноровке в метании томагавка и ножа мог позавидовать и бывалый морской пехотинец. Еще бы, ведь Коготь Кондора с расстояния пятнадцати метров попадал в тридцатисантиметровый круг из спиленной сосны, бросая нож из всех мыслимых и немыслимых положений.

Но какой же он индеец, если не умеет ездить верхом? Правда, в их маленьком, можно сказать – кукольном городке диких мустангов не было, а объезжать пошарпанный, скрипучий отцовский «Плимут» не было ни малейшего желания.

Мечту пришлось отложить на долгие годы. Уже учась в колледже, он подрабатывал в «Макдональдсе», в этом удушливом раю с горами из гамбургеров и долинами из чипсов, по которым струились полноводные реки кетчупа. Единственной отдушиной была возможность брать уроки верховой езды на ранчо в 20 километрах от города. Туда он добирался на своем железном коне – велосипеде.